Планетат - безумная планета

Дело в том, что положение было совершенно невыносимым. Теперь Центр принял мою отставку, и я остался без всяких явных или скрытых средств к существованию. В минуту помешательства я сам себе вырыл яму. У меня даже не было уверенности, что я получу место преподавателя. Земля - Центр - самое могущественное учреждение во Вселенной, нет такого начинания, к которому оно не приложило бы руки. Если там меня занесут в черный список...

На обратном пути разговаривала в основном Нувелина; мне было над чем поразмыслить. Я хотел открыть ей всю правду... и в то же время не хотел.

Отделываясь односложными ответами, я мысленно боролся с самим собой. И в конце концов проиграл сражение. Или выиграл. Ничего ей не скажу - скажу только перед самым приходом "Ковчега". Притворюсь пока, будто все в порядке, все нормально, дам себе случай выяснить, безразличен ли я для Нувелины. Не стану отнимать у себя всякую надежду. Мой единственный шанс - это четыре дня.

А потом... что же, если к тому времени она начнет относиться ко мне так же, как я к ней, объясню, каким был дураком, и скажу, что хотел бы... Нет, даже если она того пожелает, не разрешу ей вернуться со мной на Землю, пока не увижу просвета в туманном будущем. Скажу только, что если я когда и пробью себе дорогу к приличной работе, - в конце концов, мне всего тридцать один год и я еще...

В таком духе.

В кабинете меня дожидался Риген, злющий как мокрая оса. Он сказал:

- Эти олухи в погрузочном отделе Земля - Центр опять все перепутали. В контейнерах с особой сталью - ну и ну!

- Что "ну и ну"?

- Да вообще ничего. Пустые контейнеры. В укладочной машине что-то разладилось, но об этом так никто и не узнал.

- Ты уверен, что наш груз должен находиться именно в этих контейнерах?

- Уверен, будьте уверены. Все остальное прибыло, а по накладным в этих контейнерах значится сталь.

Он провел рукой по взъерошенным волосам. Это придало ему еще большее сходство с эрдель-терьером, чем обычно.

Я ухмыльнулся.

- Может быть, сталь невидимая.

- Невидимая, невесомая и неосязаемая. Можно я сам составлю радиограмму в Центр, выложу им все, что о них думаю?

- Валяй, выкладывай, - ответил я. - Впрочем, подожди меня здесь минутку. Я покажу Нув, где ее апартаменты, а потом мне надо с тобой поговорить.

Я отвел Нувелину к лучшей из свободных хижин, возведенных вокруг комендатуры. Нувелина еще раз поблагодарила меня за то, что я помогу Уву получить здесь работу, и, когда я вернулся в кабинет, настроение у меня упало ниже того уровня, на котором птипы-големы хоронят своих покойников.

- Да, шеф? - напомнил о себе Риген.

- Насчет радиограммы в Центр, - сказал я ему. - Той самой, что я отправил утром. Прошу тебя ничего не говорить о ней Нувелине.

Он хмыкнул.

- Хотите рассказать ей сами, да? Ладно. Буду нем как рыба.

Я с гримасой прибавил:

- Не исключено, что с моей стороны глупо было посылать такую радиограмму.

- То есть как? - удивился он. - А я рад, что вы ее послали. Это вы здорово придумали.

Он ушел, а я сдержался и ничем не запустил ему вслед.

Следующий день был вторник, если это важно. Мне он запомнился как день, когда я разрешил одну из двух главных проблем Планетата. Хотя, правда, и не вовремя.

Я диктовал заметки о культуре зеленотала; Планетат, конечно, важен для Земли тем, что некоторые здешние растения, не желающие произрастать в других местах, дают препараты, без которых фармакопее было бы трудно обойтись. Дело подвигалось туго, оттого что я смотрел, как Нувелина записывает; она настояла на том, чтобы приступить к работе на второй день своего пребывания здесь.

И вдруг как гром среди ясного неба меня осенила идея. Я прекратил диктовку и вызвал Ригена. Он явился.

- Риген, - сказал я, - закажи пять тысяч ампул улучшателя рефлексов К-17. Вели поторопиться с отправкой.

- Шеф, разве вы не помните? Мы ведь пробовали. Думали привить себе нормальное зрение на периоды среднестояния, но эта штука не действовала на оптические нервы. Мы по-прежнему видели всякую бредятину. К-17 хорош, когда надо приучать людей к высоким или низким температурам или...

- Или к удлиненным или укороченным периодам сна и бодрствования, - перебил я. - Об этом-то я и говорю, Риген. Сам посуди: Планетат обращается вокруг двух светил, день и ночь чередуются на нем так неравномерно, что мы никогда не относились к ним по-серьезному. Верно?

- Конечно, но...

- Но, поскольку на Планетате нет логически замотивированных дней и ночей, мы стали рабами третьего светила, до того далекого, что его даже не видно. Мы живем по двадцатичетырехчасовому циклу. А период среднестояния регулярно наступает через каждые двадцать часов. Улучшатель рефлексов поможет нам приспособиться к двадцатичасовым суткам - семь часов сна, тринадцать бодрствования, - и все мы блаженно проспим именно то время, когда наши собственные глаза играют над нами подлые шутки. Причем в затемненных спальнях, где мы ничего не увидим, даже если проснемся. Дней в году станет больше, но они будут короче, и никто из нас не свихнется. Расскажи, какие недостатки ты находишь в моем проекте.