Планида Сергея Капустина

«У него, когда упал, разбил руку, об бордюр там, у него стала рука опухать с двух сторон, где рана была. Таня «скорую» вызвала, говорят: «Надо в больницу ехать». Туда приехали – заражение крови. Начали еще проверять, там и почки, и печень, в одну больницу, во вторую… Мы с Чернегой Сашкой ездили, Сашка там всюду совал врачам – там сто долларов, там сто долларов… Короче, никто ничего. Потом в последнюю больницу привезли – у него уже все отказало…

Может, он и заливал, заглушал боли из-за того, что у него что-то сильно болело. Никто ничего не знает. Серега никогда никому не пожаловался в жизни, что у него что-то не так, что-то болит, что-то плохо. Никогда в жизни!»

Татьяна Капустина:

«Рука Сережина опухала, дошло до подмышек.

Увезли его в 51-ю больницу. Там пробыл с понедельника до среды. Стало совсем плохо. Видно, выпить надо было… А июнь месяц, никого же в Москве не найти. Белаковского наконец-то нашли…

Перевезли Сережу в наркологическую клинику, где она была, не помню. Там говорят: «Не наш больной».

Отвезли Сережу в больницу в Мытищи. В палату поместили. В субботу и воскресенье там был.

Перевели в реанимацию. Лекарство, сильный антибиотик доставали. Ни есть, ни пить не мог уже. Я навестила его – не видела Сережу. В лежку лежал.

…Мне врачи сказали потом: «Если бы все это было у семидесятипятилетней старухи, мы бы спасли. А у него ни почек, ни печени». Не функционировали…

Выписку мне дали: «Гнойный бурсит правого локтевого сустава».

И еще куча всяких диагнозов…»

* * *

Реально ли было спасти Сергея Алексеевича Капустина?

Поверить в такой вот уход светлой личности и хоккейной звезды, патриота Ухты и патриота СССР, России никак невозможно. Ну неужели нельзя было избежать жуткой трагедии в мирное время, пусть и в мутные 90-е?

Попробуем сделать три предположения – три возможности, при которых Сергей Алексеевич Капустин оставался бы рядом с нами годы и годы.

Первая возможность – она же и наиболее щемящая, пожалуй.

Кулагин. Борис Павлович. Тот, кто открыл дарование Капустина. Тот, кто Сергею Алексеевичу был вторым отцом. Тот, кто в неформальной обстановке обращался к нему «сынок».

Если бы Кулагин прожил не шестьдесят четыре года, а хотя бы десяток годков подольше, тогда бы взял «сынка» в начале 90-х под свое отцовское крыло, под свою персональную опеку и что-нибудь бы да придумал для него – какую-то работенку в хоккее, которая бы стала по нраву Капустину. Напрашивается – взял бы своим помощником в клубе, где бы сам рулил…

Не зря же крыльевские хоккеисты, высказывающиеся на страницах этой книги, Сергей Котов и Юрий Терехин отзывались о Борисе Павловиче как о незауряднейшем педагоге – наставнике – психологе.

Александр Володин:

«Ему нужно было найти такое применение, как бы начать вторую жизнь. А просто так быть где-то на задворках, на подхвате… Он же по натуре локомотив!

После такой карьеры остался не у дел.

Был бы жив Кулагин, может, помог бы. Сказал бы ему по-отечески. А Алексея Ивановича, родного отца, не было уже, и второго отца, хоккейного, тоже не было. Тут ему надо было найти применение такое, чтобы он был доволен тем, что он что-то может еще.