Планида Сергея Капустина

«Он мягкий такой, веселый. Подшучивал иногда…

Мое мнение – подломила его смерть Сережи. Не знаю, может, еще повлияло то, что не вписался в мутные 90-е. Все это нагрянуло на него. Я не забуду: когда маленький умер, мы сидим, и он говорит: «Сань, в этой жизни у меня все есть. За что меня покарал Бог? Вот все у меня есть – взял и сына отнял у меня. Ну жили бы мы и жили».

Ну он прав, Сергей, что там говорить. «За что так вот?» – говорит он, я помню. Часто вместе приезжали на кладбище, еще Котов с нами в Вострякове бывал. И он там как-то отключался. Поминал сыночка…»

Сергей Котов:

«Все пытались помочь. Но человек просто напрямую шел, не скрывал: «Я все решил. Ну, выпьете за меня сотку», – вот и все.

Мы часто встречались и разговаривали. Может, с какой-то работой помочь, еще что… «Да что вы суетитесь, за меня переживаете? Все у меня в порядке. Когда я уйду, выпейте за меня сотку».

Ну вроде как «Не влезайте, я сам. Не будет меня – выпейте сотку, помяните». Никто ему тут помочь не мог, только он сам».

Александр Чернега:

«Упорством не отличался. Когда это не касалось хоккея. Как-то заставлять себя делать что-то нужное, но чуждое ему – не мог… Но осуждать его я права не имею».

Сергей Котов:

«Он сам по себе сильный человек, и если интереса не испытывал к чему-то, все отметал… Я не знаю, кто его мог поднять. Кто мог бы чем-то заинтересовать, привлечь интересной работой. Но не было этого».

Александр Чернега:

«Ветераны начали собирать свои команды и куда-то выезжать в города на игры, чтобы подзаработать, а там же обязательно хлебосольный прием после хоккея, ко всем ветеранам уважение проявляют, а Капустина принимают особо… Ну и на столе все по-русски. А Сергей себя не нашел нигде, ветеранские дела тоже были тогда нестабильные; на душе несладко было; ну и не откажешься же от банкета, не поймут же местные люди…

Ну и постепенно, постепенно Сергей начал скатываться по этой дорожке…»

Татьяна Капустина:

«С начала 90-х страна сломалась – сломался и он.

И начал пить.

Во всех клубах, где играл, в сборной разных лет он находил общий язык с каждым, и к нему все очень хорошо относились. Нет таких, кто бы о Сереже плохо отозвался. Не встречала, не слышала.

Почему ему в 90-е стало трудно с людьми – да потому что люди стали другими».

Александр Чернега:

«Он уже не уезжал никуда с ветеранами, находился у себя в Олимпийской деревне, там кафе близко от дома. Он туда фотографии свои памятные носил, сувениры, которые из-за границы привозил, и те, что ему в нашей стране дарили…