Планида Сергея Капустина

Врач-реаниматолог – тот, кто единственный бился за жизнь ребенка, позвонил в ту больницу и указал: «Срочно сделайте ребенку укол в венку!» А такой укол на лбу у детей делается, чтобы сердце выдержало.

Короче – врач-реаниматолог приехал, два раза очистил легкие, а у Сережки было двустороннее мелкоочаговое воспаление легких. Легкие после тех двух уколов очистили, и на третий раз, когда укол сделали, сердце не выдержало. Все.

Короче – врачи, коновалы эти чертовы, погубили ребенка».

Татьяна Капустина:

«Потом сотрудник алуштинской станции «скорой» неуклюже оправдывался:

– А что же вы по телефону не сказали, что это сын Капустина?

– А какая разница, чей сын? – только и смогла я ответить…

…Мелкоочаговая пневмония. Вирус какой-то, наверное, это был. И – отек легких.

Наш Сереженька в один день с Высоцким ушел.

25 июля 1980-го.

Когда показывают хронику с олимпийским Мишкой, улетающим из Лужников в небо, у меня перед глазами Сереженька…

Сергушенька у меня всегда перед глазами.

У Сергея Сереженька тоже был всегда перед глазами».

(Леонид Рейзер. Сердечная избыточность. «Горячий лед», 2014)

Единственное недолгое время, когда это кошмарное видение отступало, будто ненадежно прячась, сдвигаясь в сторону от фокуса зрения, было минутами хоккея. Не тренировка даже и даже не раскатка, а только сам матч, сами секунды и минуты, во время которых он находился на льду в хоккейном вихре скоростей, смены декораций и смены действующих лиц. Очень уж большой отдачи энергии и эмоций, интеллекта и воли требовала от него игра, благодаря чему наступало временное рубцевание незаживавшей раны, полученной в июле 80-го в Алуште. Звучал финальный свисток арбитра, и рубцы от раны, которые вроде бы затянулись на время его рывков и пасов, его силовых приемов и голов, снова лопались, рвались и обнажались. Кровоточили… Саднили…

Татьяна Капустина:

«Как с Сереженькой вернулись из Алушты в Москву, плохо помню.

Как похоронили…

Сережа сказал: «Все – с хоккеем заканчиваю». Я как могла убеждала его: «Как-то будем жить дальше».

Я тогда, летом 80-го, была беременна. Денисом…»

(Леонид Рейзер. Сердечная избыточность. «Горячий лед», 2014)

Сергей Котов:

«Он себя казнил. Какую-то вину свою чувствовал в трагедии с сыном. Взяли его на спартаковскую предсезонку в Алушту…

Жизнь его сильно изменилась.

Тренировка в «Спартаке» заканчивается – он на кладбище сразу едет. Ну, может, и не каждый день, но часто».

Юрий Терехин:

«Это откладывалось у него в голове. В душе. Боль потери вообще не притуплялась у Сереги, не проходила. Ну если человек при первой возможности в Востряково спешил, на кладбище».

Виктор Шалимов:

«Трагедия с сыном не оставляла его. В «Спартаке» Кулагин отпускал домой Капустина даже когда команда сидела на сборе. Единственного из нас отпускал. Ну так Серега потом в играх пахал как вол.