Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Досаждали королю и трения с Церковью. Папа Николай III не дал ему назначить Бернелла на пост архиепископа Кентерберийского, и Эдуарду пришлось смириться с кандидатурой несговорчивого и крайне набожного францисканского монаха Джона Пэкхэма. Пэкхэм был весьма принципиальным церковным политиком, неукоснительно соблюдавшим францисканские правила. Он отказывался от любой личной собственности (а значит, у него не было своего дохода, и потому он постоянно влезал в разорительные долги, занимая деньги у итальянских банкиров), требовал от английского духовенства жесткой дисциплины и верил, что осенен божественной миссией искоренить коррупцию и злоупотребления в Церкви, особенно со стороны священников, разбогатевших за счет плюрализма – обслуживания нескольких приходов. На его подход к отношениям между Церковью и короной недвусмысленно намекала его официальная печать, на обратной стороне которой была изображена сцена мученичества Томаса Бекета.

Неудивительно, что Пэкхэм конфликтовал с Эдуардом с самого первого дня на посту архиепископа. Его позиция по отношению к плюрализму раздражала короля, которому плюрализм был на руку: Эдуард наделял своих слуг доходными постами в Церкви в награду за верную службу. И все так же длилось противостояние по вопросу юрисдикции королевских и церковных судов – борьба, уходившая корнями в конфликт, столкнувший некогда Бекета с Генрихом II, – и Пэкхэм часто высказывал королю недовольство из-за отказа королевских министров применять санкции к тем (многочисленным) людям, которых он отлучал от Церкви. Осенью 1279 года между ними разразился жаркий спор, после чего Пэкхэму пришлось отказаться от намерения вывесить копию Великой хартии вольностей во всех английских кафедральных соборах и соборных церквях.

К счастью, несмотря на одинаково сильные характеры, Эдуард и Пэкхэм были достаточно дипломатичны и делали все, чтобы их конфликты не переросли в смертельную вражду, какой закончилось противостояние Генриха и Бекета. На самом деле, несмотря на политические разногласия, они сохраняли хорошие отношения, а по некоторым вопросам были полностью друг с другом согласны. Одним из таких вопросов был характер валлийцев, которых они оба – и король, и архиепископ – считали упрямыми дикарями. И вряд ли Пэкхэм удержался бы на своем посту, если бы думал иначе, потому что в 1282 году Эдуард снова начал войну с Уэльсом, в этот раз гораздо более кровавую.

Перед Пасхальной неделей 1282 года, в ночь накануне Вербного воскресенья, брат Лливелина Давид – бывший союзник английского двора – внезапно появился у стен замка Гаварден. Резиденция сторонника Эдуарда Роджера Клиффорда маячила в темноте: 40-футовая каменная цитадель наверху округлой насыпи. Уэльского принца ожидали в гости на Пасху, но он явился раньше, не один и при оружии. Под покровом ночи Давид повел отряд на штурм замка. Клиффорд был разбужен внезапным шумом: в темных коридорах крепости эхом отдавались захлебывающиеся крики людей, которым перерезали горло. Это был не праздничный визит, это было объявление войны.

За несколько дней Уэльс погрузился в смуту. Представителей власти обманом заманивали в ловушки, выкрадывали и брали в заложники. Банды вооруженных валлийских мятежников нападали на принадлежащие англичанам замки и стремительно овладевали ими. Мир, заключенный Эдуардом I в Рудлене, развалился практически за одну ночь, и Уэльс снова затопило насилие.

Зачинщиком беспорядков был Давид, но и рука его брата Лливелина за всем этим явно просматривалась. Лливелина, врага в войне 1277 года, ввели в круг приближенных Эдуарда, ему разрешили жениться на Элеоноре де Монфор и на свадебной церемонии Эдуард лично вел невесту к венцу. Лливелин занял достойное место в рядах английской аристократии, но так и не перешел в английский лагерь полностью. Пока мятеж не развернулся в полную силу, принц клялся, что не имеет к нему никакого отношения, но на самом деле начиная с 1277 года он потихоньку укреплял свой авторитет среди мелких валлийских князей.

Несмотря на старания Эдуарда реабилитировать обоих братьев, в начале 1280-х годов Давид и Лливелин все еще таили обиду на короля из-за земель, которых они лишились по итогам первой войны. После Рудлена их ненависть к английскому королю росла, и они мастерски вплели свое недовольство в общее возмущение, которое вызывало у валлийцев нескрываемое желание Эдуарда отменить валлийские законы и обычаи.