Но что ни говори, а Эдуард перешел все границы. Утвердить превосходство Англии над Шотландией – это еще куда ни шло, но бескомпромиссная позиция Эдуарда зажала Бэллиола между двумя несовместимыми принципами. С одной стороны, король Шотландии должен был подчиняться артуровским амбициям Эдуарда, с другой – отстаивать независимость шотландской короны. В результате правление Бэллиола окажется несостоятельным и вынудит Шотландию в едином порыве подняться на борьбу с Англией. Вместо того чтобы укрепить свой авторитет в шотландских делах, Эдуард лишь подтолкнул шотландцев в объятия Франции.
Война на всех фронтах
Главными торговыми артериями в XIII веке были морские пути через Ла-Манш и вдоль Атлантического побережья Франции. В тяжелых условиях, подвергая себя опасностям, подстерегающим в открытом море, купцы из богатых стран Европы перевозили товары между удаленными друг от друга территориями, в портовые города и на рынки от Фландрии до Иберийского полуострова и дальше. Торговая активность была постоянной, и купцы всех наций регулярно контактировали друг с другом. И тем не менее в начале 1290-х годов внезапно вспыхнула безжалостная война между судоходными компаниями Англии, Нормандии, Фландрии, Гаскони и Кастилии, вылившаяся в непрекращающиеся бои и пиратские налеты вдоль побережья Европы от «Пяти портов» до Лиссабона. В воздух взвились военные знамена, морские пути и устья рек стали чрезвычайно опасны, а в море лилась кровь людей всех национальностей.
Причины войны неясны. Трения между английскими и нормандскими моряками начались в 1292 году с потасовки в Нормандии. На протяжении следующего года ситуация усугублялась, а 15 мая 1293 года произошла серия отдельных стычек между частными армиями под английскими и нормандскими флагами. К этому моменту серьезность беспорядков требовала вмешательства правительства. Эдуард, который не очень хотел быть втянутым в международный конфликт из-за пиратов, постарался спустить дело на тормозах. Он отправил во Францию посольство, чтобы установить мир с Филиппом IV, унаследовавшим французский трон в возрасте 17 лет, когда его отец Филипп III в 1285 году скончался, подхватив дизентерию во время вторжения в Арагон.
Филипп IV смотрел на Эдуарда свысока – подобно тому, как сам Эдуард смотрел на короля Шотландии. Филипп обладал приятной внешностью и носил то же прозвище Le Bel (Красивый), что и Жоффруа, граф Анжуйский, основатель дома Плантагенетов. Но за его красивым лицом скрывалась холодная, негибкая личность. Данте называл его «чумой Франции», а епископ Памье писал: «Он не человек и не зверь. Он статуя». В годы своего царствования Филипп будет группами и поодиночке преследовать и казнить всех, кто покушался на его авторитет. Он пытал рыцарей-тамплиеров и разгромил их орден. В 1306 году он собрал французских евреев и изгнал их из страны (но в 1315 году им разрешили вернуться). В печально известном деле Нельской башни он бросил в тюрьму трех своих невесток, обвиненных в супружеской измене, а их предполагаемых любовников приказал замучить до смерти на глазах у собравшейся толпы.
Этот человек по неуступчивости и безжалостности мог превзойти и самого Эдуарда. И хотя в 1286 году Эдуард на пышной церемонии принес Филиппу оммаж за Гасконь, в будущем Франция вновь окажется слишком мала, чтобы Капетинг и Плантагенет могли в ней ужиться.
Есть какая-то ирония судьбы в том, что, пока Эдуард пытался утвердить свою феодальную власть над Иоанном Бэллиолом, Филипп совершенно таким же образом хотел унизить Эдуарда в Гаскони. Используя войну судовладельцев как предлог, Филипп настоял, чтобы ему предоставили вершить суд над гражданами Гаскони и официальными лицами, причастными к жестоким нападениям. Когда их к нему не доставили, он потребовал, чтобы Эдуард сам предстал перед французским парламентом после Рождества 1293 года. Эдуард послал вместо себя своего брата Эдмунда, графа Ланкастерского. Но Филипп вступил в переговоры с недобрыми намерениями. Англичанам предложили сделку: Эдуард публично откажется от Гаскони и сдаст города и крепости, скрепив соглашение браком с сестрой Филиппа, 11-летней Маргаритой Французской. Французы подчеркнули, что, удовлетворившись публичной данью уважения, они отдадут свои гасконские приобретения обратно и не будут требовать, чтобы Эдуард отвечал перед французским парламентом.
Англичан феерически одурачили. Их наивность, проявившаяся в невероятном доверии беспардонно агрессивной и экспансионистской французской монархии, озадачивает. Это было так странно, что хронисты того времени решили, будто английского короля обуяла страсть к обещанной ему юной французской принцессе: мол, как его дед Иоанн украл несовершеннолетнюю Изабеллу Ангулемскую, так и Эдуард был готов пожертвовать политическими интересами ради соблазнов юного тела.