Трудно преувеличить ненависть, какую возбудил к себе Гавестон после скандальной коронации. Эдуарду же эта ненависть казалась беспричинной. Он искренне считал Гавестона своим дорогим названным братом и, выражая свои чувства, осыпал его щедрыми подарками и дарил эмоциональной близостью. К большой досаде французов, королева в этих отношениях оказалась третьей лишней; но она, в конце концов, была всего лишь ребенком 12 лет, вряд ли годилась в сексуальные партнеры и не могла считаться значимой политической фигурой.
Эдуард тем не менее никак не мог принять точку зрения своих оппонентов. После высылки Гавестона в Ирландию он, вместо того чтобы решительно встать на путь исправления и взяться за неотложные государственные дела, хлопотал об аннулировании приговора об изгнании фаворита и слал петиции папе римскому с просьбой отменить условное отлучение Гавестона от Церкви, вынесенное архиепископом Уинчелси.
Эдуард не был дураком и понимал, что Гавестона не удастся вернуть, не умаслив магнатов. Все усилия по возвращению доброго расположения влиятельных графов и епископов он сосредоточил вокруг программы реформ. В июле 1309 года был выпущен Стэмфордский статут, касающийся продовольственной реквизиции – принудительного выкупа провизии для королевской армии, а также превышения власти со стороны королевских чиновников в графствах. В обмен Гавестону позволили вернуться в Англию, а в августе возвратили ему графство Корнуолл. Акт передачи засвидетельствовали самые важные люди Англии: епископы Дарема, Чичестера, Вустера и Лондона и графы Глостер, Линкольн, Суррей, Пембрук, Херефорд и Уорик. Однако кузен короля, Томас, граф Ланкастерский, граф Арундел, а также архиепископ Уинчелси отсутствовали.
Практически сразу по возвращении Гавестон взялся за старое. Согласно нескольким хронистам, он награждал английских графов оскорбительными кличками. Он называл графа Уорика «черной арденской собакой», Глостера – «сыном шлюхи», Линкольна – «вздутым брюхом», Ланкастера – «мужланом», а Пембрука – Иосифом-евреем. Гавестон обидел графа Ланкастерского, заменив его вассала в администрации короля своим человеком. Он, как и раньше, сохранял раздражающе сильное влияние на короля, в частности в период, когда страна должна была готовиться к возобновлению войны с Шотландией.
На протяжении всего 1309 года напряжение нарастало. Армия, которую было приказано собрать в сентябре для вторжения в Шотландию, не явилась. Однако чиновники Эдуарда продолжали эксплуатировать право на
Народный гнев прорвался на встрече парламента в начале 1310 года. Магнаты массово отказывались явиться, если король не выгонит Гавестона. Когда же король согласился на это требование, сообщает «Жизнеописание Эдуарда II», парламент тут же пожаловался, что «состояние короля и королевства ужасно ухудшилось со смерти старого короля Эдуарда… и все королевство немало пострадало…»
Свои жалобы они вписали в петицию. Ее авторы подчеркивали, что с 1307 года Эдуард прислушивался к дурным советчикам и так разорил казну, что министры короля вынуждены были нарушать Великую хартию вольностей, изымая деньги и товары у народа и Церкви. Эдуарда обвинили в потере Шотландии по причине нерадивости и в сокращении королевских владений в Англии и Ирландии.
Это было убийственное обвинение, но в целом оправданное. Обвинять Эдуарда в плачевной ситуации в Шотландии значило не учитывать того факта, что до предела напряженная военная ситуация была во многом создана еще его отцом. Но прочие претензии были справедливы.
Чтобы поддержать ослабшее государство, заявили в парламенте авторы петиции, необходимо «избрать 12 благоразумных и влиятельных мужчин, пользующихся уважением, по суждению и приказанию которых положение должно быть исправлено и улажено; и если нечто будет признано обузой для королевства, они должны своим ордонансом истребить это…» Это был смелый и решительный шаг, учитывая, что новый король правил всего третий год. Принятые меры демонстрировали озабоченность, с какой все политическое сообщество взирало на правление Эдуарда. Бароны не были безрассудными людьми, утоляющими свое честолюбие, и не собирались посягать на королевскую власть. Они просто хотели иметь сильного, достойного короля. В этом смысле их ненависть к Гавестону и к неэффективному управлению, в котором они его винили, была не только политической, но и конституционной.