В первую ночь после того, как бунтовщики ворвались в Лондон, Ричард, которому было всего 14 лет, стоял в орудийной башне Тауэра и уныло смотрел вниз, на разношерстную армию своих подданных, разбивших лагерь на поле у крепостных стен. Лондон горел, а он и его советники фактически были растерянными узниками Тауэра. Хотя во второй половине XIV века в Европе уже случались подобные восстания – французская Жакерия 1358 года самый страшный тому пример, – советников короля захватила врасплох свирепость бунта простого народа Лондона и юго-востока страны. Восстание набирало обороты. Беспорядки охватили даже Йорк и Сомерсет, хуже всего дела обстояли в Кембриджшире, Хартфордшире, Саффолке и Норфолке. Англия, которая всего четыре года назад в едином порыве рукоплескала новому королю, казалось, погружалась в безбожную анархию.
Что же вызвало такой пароксизм ярости у простых англичан? На первый взгляд, вопрос не сложный. Между 1377 и 1381 годом подушная подать взималась трижды – революционный эксперимент в обложении налогом имущества общин, которые никогда прежде не подвергались прямому налогообложению. Поначалу налог вызвал недовольство, но, когда инспекторов, уполномоченных расследовать массовое уклонение от уплаты налога, уличили в применении силовых методов, недовольство быстро переросло в безудержное неистовство.
Подушная подать стала последней каплей, переполнившей чашу народного недовольства, копившегося в английских городах и деревнях с середины века. Когда население выкосила Черная смерть и последующие эпидемии чумы 1360-х годов, вся структура средневекового общества начала трещать и ломаться. Рабочая сила, некогда имевшаяся в перенаселенном королевстве в избытке, стала дефицитной и дорогой. Чтобы защитить землевладельцев, правительство Эдуарда III утвердило рестриктивное трудовое законодательство, установив пределы оплаты труда и наказывая всякого, кто брал или требовал больше законно установленной повременной оплаты каких бы то ни было работ – от покоса и жатвы до починки крыш и подковывания лошадей.
За исполнением законов надзирали местные уполномоченные, многие из которых происходили из богатых помещиков, больше всех выигравших от нового трудового законодательства. Они наказывали зажиточных крестьян, нанимавших на работы своих соседей, а также самих этих работников, которых обвиняли в получении незаконной оплаты. Работы для стряпчих и королевских чиновников, старающихся сохранить за элитой графств их привилегированную позицию, было навалом. Лица, служившие в трудовых комиссиях, часто занимали должности шерифов, членов парламента и мировых судей. Росло ощущение, что простых англичан угнетает весь коррумпированный правящий класс как одно целое. Крепостное право в конце XIV века отмирало как институт, но многим восставшим в 1381 году казалось, что на его место приходит новая система угнетения, и с ее помощью юристы и судьи будут держать деревенскую бедноту в такой же нищете, от которой крестьяне страдали с тех пор, как были привязаны к земле.
Подушная подать, сильнее всего ударившая именно по бедноте; трудовое законодательство, не дававшее заработать разумные деньги; с позором проигранная война, в которой население Кента и Эссекса непосредственно столкнулось с опасностью, какую представлял собой французский флот, бороздивший пролив; общие опасения, что молодой король, который должен был стать спасением Англии, попал под дурное влияние злодеев, окопавшихся при дворе, – в 1381 году всего этого было достаточно, чтобы разжечь бунт, который потряс Англию до основания. Мы не знаем, много ли осознавал Ричард, наблюдая из Тауэра, как пылает страна. Но он, несомненно, чувствовал, что как король, причем король Плантагенет, должен действовать.
Подавление крестьянского бунта показало, что Ричард, бледный мальчик 14 лет, обладал большой личной храбростью и качествами настоящего лидера. Но это же столкновение и напугало его на всю оставшуюся жизнь.
События разворачивались чрезвычайно драматично. Утром 14 июня, в пятницу, Ричард встретился с крупной делегацией бунтовщиков, убедил их оставить Лондон и уйти в поля Майл-Энда, где пообещал встретиться с ними и обсудить их требования. Когда они подчинились, королевская процессия поехала через все еще охваченный волнениями Лондон к оговоренному месту встречи. Ричард ехал на коне в сопровождении своих сводных братьев Холланд, младшего дяди Томаса Вудстока, теперь графа Букингема, графов Уорика и Оксфорда, Уильяма Уолворта, мэра Лондона, опытного солдата сэра Роберта Ноллеса и множества других. Его мать Джоанна Кентская ехала позади них в карете. Вокруг все дрожало от возбужденных криков и воплей горожан и повстанцев; но королевский отряд планомерно продвигался к Майл-Энду. В Тауэре остались архиепископ Садбери, казначей Хейлз и несколько королевских приближенных, имевших причины опасаться, что мятежники хотят их убить. План состоял в том, чтобы использовать отъезд короля как отвлекающий маневр и позволить отмеченным черной меткой людям бежать по реке.