Но повышение престижа монархии мало способствовало военным планам Ричарда. Англичане гонялись за шотландцами, а те уклонялись от битвы. Они отступали к холмам, опустошая на своем пути сельскую местность. Это была та же тактика, которая в 1328 году заставила Эдуарда III плакать от злости. Шотландцы увильнули от англичан, пробрались на юг и сожгли Карлайл. В середине августа англичане добрались до Эдинбурга, не нашли там ни еды, ни противника и спустя три недели уже были в Вестминстере. Бессильная вылазка не дала никаких результатов.
В октябре 1386 года, когда собрался очередной парламент, настроение в стране было бунтарским. Список претензий все рос. Английская внешняя политика пребывала в состоянии глубокого кризиса. Королевская система финансов балансировала на грани. Уязвленный до глубины души Джон Гонт покинул страну, встревоженный как тем, что его советами во время шотландской кампании пренебрегали, так и слухами, что придворные рыцари планируют его убить. Ходили слухи, что Карл VI собрал в Слёйсе целый лес мачт, крупнейший флот вторжения, когда-либо угрожавший Англии. Совет исправить поведение короля, направленный в парламент сразу после неудачного вторжения в Шотландию, был полностью проигнорирован. Необычная памятка, адресованная монарху, включала не предвещающее ничего хорошего предложение, чтобы Ричард «приблизил к себе людей неподкупных, состоятельных и достойных, водил компанию с ними и избегал общества других; потому что, если он так поступит, будет ему великая польза и слава и завоюет он сердца и любовь своего народа. Но если он поступит иначе, тогда случится обратное, и будет великая опасность для него и его королевства, не приведи Господь». Ответ короля в записях не зафиксирован. Но официальные парламентские свитки сохранили его реакцию на подобные предложения, сделанные на заседании парламента. Она лаконична и показательна: «Король будет поступать так, как считает нужным».
Зато весь с трудом собранный налог был пущен по ветру, а обнищавший король посчитал уместным повысить своего друга де Вера до статуса герцога Ирландии. Де Вер получил неограниченные полномочия и титул, который делал его ровней дядям Ричарда, он стал первым герцогом не королевской крови. (Генри Гросмонт, первый герцог Ланкастер, был, по крайней мере, кузеном Эдуарда III.) Было трудно избежать сравнения с тем, как Гавестону пожаловали королевское графство Корнуолл.
Всем присутствовавшим в октябре 1386 года на «замечательном парламенте», как его станут называть, было ясно, что в стране наступил кризис руководства.
Нападки начались, как только парламент открылся. Когда граф Саффолк встал перед собравшимися и объявил, что король планирует возглавить вторжение во Францию, палата общин взорвалась гневными выкриками. Члены палаты адресовали свое возмущение лично Саффолку как представителю всех тех бестолковых советников, что окружали короля. Они требовали его смещения и вынесения ему вотума недоверия на основании бесчисленных обвинений в некомпетентности и халатности. Палата отказалась рассматривать другие вопросы, пока не будет улажен этот.
И тут король показал свое истинное лицо. Ричард был женатым мужчиной, который уже водил войска в бой. Возмущенный беспардонными требованиями общин, он отказался явиться в Вестминстер. В сообщении, отправленном им из поместья в Элтаме, король писал, что по требованию парламента не уволит даже поваренка с кухни.
Дядя короля Томас, герцог Глостер, и Томас Арундел, епископ Эли, в попытке урегулировать вопрос отправились в Элтам, чтобы переговорить с Ричардом лично. Король встретил их в сварливом и задиристом настроении. Когда они попытались урезонить Ричарда, тот принялся их оскорблять. Хронист Генри Найтон записал этот разговор. Посланники сказали королю, что если он отказывается явиться в парламент «по своему собственному безответственному решению», тогда парламент может самораспуститься по истечении 40 дней.
Это заявление привело Ричарда в ярость. Очевидно, слова дяди и епископа затронули укоренившуюся в его душе паранойю, которая, без сомнения, выросла из треволнений юности. «Мы уже давно знаем, что наш народ и общины склонны к неподчинению и бунту против нас, – возмущался он. – И перед лицом этой угрозы нам кажется лучшим выходом обратиться к нашему кузену [королю] Франции и просить его поддержки и помощи против наших врагов, и лучше уж сдаться ему, чем нашим собственным подданным».
Французский флот вторжения находился всего в 100 милях, и Глостер и Арундел в недоумении воскликнули: «Король Франции ваш наипервейший враг и величайший недруг вашего королевства». Они уговаривали Ричарда, умоляли его «вспомнить, как ваш дед, король Эдуард III, и ваш отец, принц Эдуард, от имени своего отца в поте лица всю жизнь трудились в жаре и холоде, безустанно пытаясь завоевать Французское королевство… вспомните и о том, как… бесчисленные массы народа гибли и рисковали жизнью на войне, и как общины королевства не ропща жертвовали своими товарами, и имуществом, и бесчисленными богатствами, чтобы снабжать войну».