В целом – и с расстояния лет – очевидно, что, хотя Ричард II в 1390-х годах выглядел довольно разумным и сдержанным, он всегда балансировал на грани возврата к юношеской нестабильности. Как и предок, которого он хотел канонизировать, Ричард не постиг природы успешной королевской власти, суть которой – уравновесить требования государственного управления и нужды королевства со своими личными желаниями, друзьями и вкусами. Его благоговение перед Эдуардом II и сочувствие королю, который не принес стране ничего, кроме раздоров, насилия, коррупции и кровопролития, недвусмысленно показывает, как он представлял себе долг короля. Тот факт, что он никогда не чувствовал себя в безопасности, что ему было необходимо делать государственных служащих своими личными вассалами, дабы гарантировать их повиновение, сообщает о глубоко укоренившейся паранойе, сопровождавшей Ричарда с юных лет.
Но Ричардом руководил и другой мотив, который на закате XIV века станет основным и который войдет в противоречие с самовосприятием короля как миролюбивого человека, подобного Эдуарду Исповеднику. Это была неутолимая жажда мести.
Ричард отмщенный
После жестоких потрясений, отравивших первое десятилетие царствования, Ричард потратил большую часть следующего на то, чтобы до некоторой степени восстановить доверие к своему режиму. И действительно, в начале 1390-х годов казалось, что король возвращает себе уравновешенность и самообладание. Между королем и Советом царило согласие, правительство работало стабильно. Парламент не пытался увольнять ответственных работников или унижать короля. Доходы казны росли. В 1394 году Ричард возглавил семимесячную экспедицию в Ирландию, взяв с собой массу молодых дворян и 7000 солдат, чтобы, как он сам писал в письме, «наказать бунтовщиков и поставить достойное управление и справедливую власть над нашими верными ленниками». Предприятие оказалось крайне успешным. Ричард добился в Ирландии большего – как минимум в ближайшей перспективе, – чем любой король, за исключением Генриха II.
Более того, ему удалось заключить с Францией мир, к которому он так давно стремился. В марте 1396 года был подписан мирный договор сроком на 28 лет, а кроме того, было достигнуто соглашение о браке английского короля и семилетней дочери Карла VI Изабеллы, за которой давали крупное приданое в 800 000 франков. Невесту передали королю в конце октября 1396 года, когда Ричард и Карл встретились в Ардре, недалеко от Кале. Помолвку отпраздновали на поле, усеянном разукрашенными шатрами, переполненными сокровищами и дорогими подарками: золотыми моделями кораблей и лошадьми под серебряными седлами и жемчужными хомутами. Короли Англии и Франции изображали из себя спасителей христианского мира, потому что теперь, когда они больше не воюют, появилась возможность избрать единого папу. Пошли разговоры о новом крестовом походе, на этот раз против турков. Томасу Уолсингему казалось, что Англия наконец «наслаждалась миром и надеялась на полное благоденствия будущее, обеспеченное величием короля».
6 января 1397 года Ричарду исполнилось 30 – знаменательный возраст, последняя веха на его долгом пути к возмужанию. Ну наконец-то он стал настоящим королем!
Или нет? Наряду с очевидными достижениями 1394–1397 годов появился и ряд зловещих признаков, подтверждавших, что Ричард, даже на вершине успеха, глубоко в душе оставался крайне неблагополучным королем: гиперчувствительным, болезненно неуверенным и склонным ко вспышкам буйства и жестокого неистовства при малейшем ощущении угрозы.
Один из первых признаков того, насколько неуверенно он себя чувствовал, проявился во время мирных переговоров с Францией. В черновом варианте соглашения Ричард хотел обязать Карла VI оказывать английскому королю военную поддержку в случае, если тому вздумается воевать с собственным народом. Этот пункт не вошел в окончательный текст, но сама идея пугала. В 1386 году Ричард угрожал Арунделу и Глостеру, что призовет в собственное королевство французскую захватническую армию, а теперь продемонстрировал, что так и не отказался от этой мысли.