Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Пришло время битвы. Копья герцогов измерили, шатры спешно свернули: турнирное поле было готово к битве. Противники оседлали коней. Констебль и маршал удалились. Справедливость вот-вот должна была восторжествовать. Болингброк двинулся навстречу сопернику. Моубрей стоял как вкопанный. Все ждали первого удара.

Внезапно Ричард вскочил на ноги и вскричал: «Стой! Стой!» Все замерли в оцепенении. Толпа взволновалась: герцогов отослали по шатрам, отобрав у них копья. Там они и просидели битых два часа, пока король размышлял в уединении. Наконец вперед опять вышел Буши и объявил толпе королевский вердикт. Суд окончен. Битвы не будет. Утолив свою тягу к драме и зрелищам, Ричард решил, что обоих противников следует изгнать из королевства: Болингброка на десять лет (срок позже сократили до шести), а Моубрея навечно.

В этом был весь Ричард – на пике своего грозного могущества, запутавшийся в паутине собственного параноидального правления. Прерванный судебный поединок между Моубреем и Болингброком стал высшей точкой его показного абсолютизма, начало которому было положено в 1397 году.

Уолсингем называл период между 1397 и 1399 годом тиранией Ричарда, и он не ошибался. Вся полнота королевского могущества и исключительных прав, которая, как подразумевалось, устанавливалась для защиты королевских подданных, обернулась против них и использовалась ради обогащения короля. Правление Плантагенетов зиждилось на защите земель, собственности и благосостояния. Опьяненный властью, Ричард, как до него Эдуард II, перевернул монархию с ног на голову.

Когда мстительный парламент 1397 года безжалостно расправился с тремя старшими апеллянтами, Ричард без зазрения совести поживился добычей. Конфискованные земли он распределил между своими приятелями и несколькими новыми пэрами. Земли Арундела на северо-востоке Уэльса он присоединил к графству Чешир, а это графство получило статус палатината и стало залогом политической силы короля. Ричард все больше времени проводил на северо-западе, в своем графстве Чешир, и даже парламент 1398 года провел в Шрусбери.

Короля всюду сопровождали его чеширские вассалы: рыцари, сквайры и лучники, которые носили эмблему белого оленя и получали жалование за исполнение своего прямого долга – защищать короля. Ричард не показывался на людях без этих бесцеремонных лучников и латников, которые разговаривали между собой на грубом северном наречии, а короля фамильярно называли «Дикан», то есть Дик. Здоровенные стражники, вооруженные внушительными боевыми топорами, по ночам охраняли вход в его спальню. Они говорили ему: «Дикан, почивай спокойно – мы не спим». Согласно Адаму из Аска, чеширцы безнаказанно совершали жестокие преступления: «…куда бы король не явился, они были рядом, охраняя его… они насиловали, убивали и совершали бесчисленное множество других злодеяний». Кроме лучников, Ричарда повсюду сопровождал огромный и свирепый грейхаунд, который до того принадлежал почившему графу Кенту. Постоянно настороже, постоянно запугивая свой народ: поведение Ричарда нисколько не походило на поведение короля. Он был похож скорее на заносчивого магната, который воюет со всем остальным королевством.

Летом 1397 года король начал требовать от подданных принудительных займов. В графства полетели письма, скрепленные Малой государственной печатью, с приказом выделить королю определенную денежную сумму, но имя предполагаемого кредитора в них было не проставлено. Чиновники Ричарда штамповали типовые письма, чтобы на законных основаниях грабить тех, кто, по их мнению, мог заплатить. Более того, от подданных требовали грамот, в которых они вверяли королю свою жизнь и собственность. С помощью такой грамоты можно было в один момент уничтожить человека, впавшего в немилость. Паранойя короля усиливалась: он принялся требовать от своих подданных «пустые хартии»: чистые листы бумаги, к которым человека принуждали приложить личную печать: их можно было использовать, как сказал Уолсингем, «так, что, когда бы он ни захотел нанести удар [по выдавшим грамоту], у него был бы инструмент, чтобы атаковать их по одному». Трудно вообразить себе более вопиющее нарушение Великой хартии вольностей, этого священного основополагающего документа английского политического устройства, срок действия которого обычным порядком продляли на каждой парламентской сессии.