«Планы сражающихся царств» (исследование и переводы)

Как известно, VI-IV вв. до н. э. для древнекитайских царств были знаменательны ростом внутренних социально-экономических противоречий, сопровождавшимся необычайным усложнением и обострением общественно-политической жизни. В этих условиях, естественно, должен был наступить момент, когда рядом с хрониками, объединявшими официальные записи о событиях, стали появляться исторические сочинения, проникнутые разноликой и весьма агрессивной тенденциозностью. Одновременно с этим, как свидетельствуют высказывания тогдашних идеологов, происходила окончательная кристаллизация взгляда на историческое сочинение как на средство воспитания или политическое руководство. Так, один из сановников чуского Чжуан-вана (правил в 613-590 гг. до н. э.), комментируя перечень дисциплин, на основе которых было построено образование наследника, утверждал: «Преподавая ему (т. е. наследнику) чуньцю, побудишь его почитать добро и порицать зло»[204]. По-видимому, круг чуньцю, упоминаемых в данной цитате, не был ограничен официальными хрониками и включал нравоучительные повествования, подобные тем, которые использовал в своем трактате Мо-цзы. Ставшая известной благодаря последнему обстоятельству «Чжоуская чуньцю» («Чжоу-чжи чуньцю») содержала рассказ о безвинно казненном сановнике Сюань-вана, который имел совершенно определенную назидательную сущность, сформулированную Мо-цзы в следующих словах: «Государи поучают своих сановников, а отцы предостерегают своих сыновей: "Будь осторожен, будь осмотрителен! Всякого, кто казнит невиновного, постигает несчастье, ему мстят духи"».

Несомненно, что использованное Мо-цзы сочинение не было официальной чжоуской хроникой, а представляло собой серию моралистических памфлетов, созданных на основе устных полулегендарных сказаний о героях и событиях прошлого. Такого рода сказания, слагавшиеся во многих восточночжоуских царствах, постепенно складывались в своеобразную историческую традицию, параллельную той, которая фиксировалась хронистами. Чжаньгоские авторы обращались к ней как к источнику информации. Так, в трактате Мо-цзы мы читаем: «С древности до нынешнего времени, начиная с того момента, как появился человек, видывал ли кто-нибудь такое явление, как судьба, слыхивал ли кто-нибудь о ней? Конечно, нет... В таком случае, почему не справиться об этом в передающихся [из поколения в поколение] высказываниях правителей, в распространенных повсюду повествованиях?»[205].

Наряду с приведенным выше примером с «Чжоуской чуньцю», у чжаньгоских авторов можно найти достаточное число свидетельств того, что генеалогические легенды, полупоэтические предания и нравоучительные сказания собирались и записывались в достаточно широких масштабах. Так, объединявшие их сочинения[206] упоминаются в «Люй ши чуньцю» под названием гу цзи (записи о былом)[207] и шан гу цзи (записи о глубокой древности)[208]. Составители трактата «Хань Фэй-цзы», неоднократно цитировавшие такого рода тексты, именуют их просто цзи (записи)[209]. Имеются также упоминания особых тематических сборников с легендарно-мифологическим содержанием: «Когда возвысился [дом] Чжоу, феникс кричал в горах Цишань. [Когда дом Чжоу] стал приходить в упадок, Ду Бо поразил стрелой вана в Хао. Все это есть в записях о духах»[210].

Опыт развития исторической литературы в разных странах мира учит, что, когда изображение событий прошлого начинает служить целям преподнесения известного поучения, возникает потребность рассматривать поступки правителей и их приближенных, а также весь комплекс государственных дел вообще в связи с их причинами, сопровождающими обстоятельствами и следствиями. Для создания развернутых и внутренне мотивированных повествований как нельзя лучше подходили и форма и обширный материал зафиксированного в позднечжоуское время исторического предания.

Период Чжаньго был временем создания первой пространной летописи, соединившей краткие хроникальные записи с развернутыми историческими повествованиями, сложившимися под влиянием исторического фольклора.

Мы имеем в виду сочинение, известное со времен Лю Синя как «Цзо чжуань». В серии специальных исследований, посвященных анализу «Цзо чжуаня», время составления этого памятника определяется второй половиной IV в. до н. э.[211] или же концом IV — серединой III в. до н. э.[212]. Историческое повествование в «Цзо чжуане» охватывает период с 722 по 463 г. до н. э. Материал в нем распределен по годам правления луских царей. Однако собственно луская история занимает в памятнике довольно незначительное место. В центре внимания историографа оказываются важнейшие события, происходившие на территории всех владений того времени.