Пластика души

– Непременно, – заверила она. – Я иной раз могу здорово достать, и неплохо бы вам научиться защищаться в разумных пределах.

– Она шутит, – поспешно сказал агент, до того внимательно наблюдавший за мной. – Аглая человек миролюбивый…

– Да – если боли не донимают, – фыркнула она. – Вы быстро печатаете, Наташа?

– Да.

– А ошибок в тексте много делаете?

– В университете не жаловались.

– Поверю на слово. А как насчет консоме?

– Что? – Я слегка растерялась от такого внезапного перехода, но быстро взяла себя в руки. – Вы какой предпочитаете? Из курицы или из говядины? Со спаржей, крутонами, с профитролями или пирожками?

– Все поняла, не сердитесь, – вполне миролюбиво сказала Аглая. – Ваша предшественница от этого вопроса чуть в обморок не упала, решила, что это нечто неприличное.

– Что неприличного в бульоне? – уже совсем овладев собой, отозвалась я. – Это совсем несложно.

– Ну, прекрасно. Думаю, мы поладим. Вы приступаете завтра?

Я оглянулась на отошедшего к двери агента – он перебирал какие-то бумаги в стоявшем там секретере.

– Да, Аглаюшка, Наташа приедет завтра утром со своими вещами, – отозвался он. – У тебя есть еще какие-то вопросы?

– Нет, я все для себя выяснила. Если Наталья согласна, пусть приезжает часам к девяти, Кате нужно на работу.

– Наташенька, будьте добры, подождите меня внизу, я сейчас, – давая понять, что мне пора покинуть комнату, попросил агент, и я, пробормотав слова прощания, вышла за дверь.

Там я прислонилась к стене и вытерла взмокший лоб. Встреча с новой работодательницей прошла куда сложнее и принесла больше вопросов, чем ответов. Но мне стало понятно, почему писательница Волошина никогда не фотографируется и не дает интервью… Интересно только, что с ней случилось? Может, она с рождения такая? Разозлится ли агент, если я у него спрошу об этом? Ведь он сказал, что я смогу задать интересующие меня вопросы после встречи с Аглаей.

– Ну-ну, а вот это лишнее, – оказывается, я съехала по стене на пол, сама не заметив этого, и теперь сидела, подпирая ногами дверь и мешая агенту выйти из комнаты. – Что это с вами, Наташа? Вы не произвели на меня впечатления изнеженной барышни. Ну-ка, поднимайтесь, пойдем выпьем кофейку, а то назад я вас не довезу, похоже.

Он помог мне встать на ноги и подтолкнул в сторону лестницы:

– Держитесь за перила, чтобы не упасть.

Я не чувствовала под ногами ступеней, шла на ощупь, то и дело пробуя пространство под собой носком туфли. Не знаю, что именно произвело на меня такое сильное впечатление, но чувствовала я себя ужасно. Иногда тайна так и должна оставаться тайной, и нечего пытаться в нее проникнуть. Но в моем случае – разве же я сама хотела этого? Нет, просто судьба распорядилась таким образом, что мне придется делать то, что придется, и выбора у меня нет, я уже подписала бумаги. И отказаться уже нельзя, слишком поздно.

В кухне пахло свежим кофе – Катя сварила и оставила в джезве на плите, а сама куда-то вышла. Агент по-хозяйски достал из навесного шкафа две чашки с блюдцами, поставил на стол сахарницу, выложил две серебряные ложки, а из холодильника вынул бутылку молока и пакет сливок.

– Садитесь, Наташа, – отодвинув стул, предложил он и разлил кофе по чашкам. – Выпейте, а то на вас лица нет. Может, покрепче что-то хотите? Коньяк, виски?

Я отрицательно замотала головой:

– Нет, я такое не пью.

– Тогда пейте кофе. А потом можете спросить все, что хотите. Но помните – этот разговор должен остаться за этими стенами, вы подписали договор.

В голосе его если и скользнула угроза, то весьма завуалированная, но я ее четко уловила и поняла, что остаток жизни мне придется не только держать язык за зубами, но и постоянно оглядываться по сторонам. С каждой минутой во мне крепло убеждение, что предшественница моя не просто уволилась, а белокурый Ростик не совсем референт. Но об этом я точно спрашивать не стану, прислушаюсь к внутреннему голосу, который настойчиво рекомендует выбросить этот вопрос из головы.

Цокая зубами о край чашки, я пила кофе и даже не чувствовала его вкуса – вода и вода, разве что цвет коричневый. Агент наблюдал за мной, не трудясь это скрыть – а чего, собственно, ему скрывать, когда он хозяин положения? Разумеется, ему интересна моя реакция на увиденное, интересно, как я поведу себя дальше, что спрошу, что буду говорить. Вместе с тем он отлично понимает, что у меня нет выбора.

– Итак, – вопросительно взглянул на меня агент, когда я дрожащей рукой вернула чашку на блюдце.

– Она… с рождения такая? – запнувшись, задала я самый безопасный, на мой взгляд, вопрос.

– Нет. Когда мы познакомились, Аглая была молодой, цветущей женщиной. Нелепый случай, пьяный водитель, влетевший на тротуар, всего пара секунд – и она навсегда прикована к креслу без возможности шевелиться и передвигаться самостоятельно.

– А лицо? Что с лицом?

– После сильной простуды что-то с лицевым нервом случилось. Счастье, что она не лишилась голоса и слуха.

– Но как же… как же она пишет?