Пластика души

Он взял из ее подрагивавших пальцев ключ, отпер дверь кабинета и осторожно ввел Аделину туда. Она подошла к дивану и буквально рухнула на него. Матвей присел, снял с нее туфли, аккуратно поставил рядом с диваном. Вынул из шкафа плед и укрыл ее до подбородка. Она благодарно посмотрела на него и пробормотала:

– Я немного полежу, и пройдет.

– Может, домой?

Она замотала головой:

– Работы много.

– Какой из тебя работник в таком состоянии? Хочешь, отвезу?

– Я же сказала – нет. Ты иди… и решите там что-то с помощью родным Евгения Михайловича, я еще из фонда клиники выделю.

Матвей поднялся и вышел из кабинета. Аделина за те дни, что они провели порознь, снова стала такой, какой была прежде – холодной, отстраненной, не интересующейся ничем, кроме клиники. Матвей понял, что ему неприятно видеть это превращение, словно бы именно он виноват в этом. Он уже узнал другую Аделину, мягкую, заботливую, нежную, и возвращение Аделины прежней его совершенно не порадовало.

«Почему я сейчас не воспользовался шансом и не поговорил с ней? – думал он, шагая по переходу в лечебный корпус. – Надо было честно ей рассказать все, что со мной происходит, так, как есть. Так, как я Евгению Михайловичу собирался рассказать. Она бы поняла. А я трус. Мне нужна эта женщина, нужна так, как не была нужна никакая прежде – и я трушу. Я боюсь признаться ей в этом, боюсь открыть душу».

Матвей обошел своих пациентов, оставив посещение палаты Куликовой на последний момент, – это всегда его нервировало, и с этим Матвей так и не научился справляться. К счастью, ей предстоял перевод в отделение реабилитации, и там ею будет заниматься другой врач.

Куликова сидела на кровати, поджав ноги, и набирала что-то на ноутбуке. Бандаж стягивал ее голову, скрученные в пучок волосы казались свалявшимися, а от ее тела, напряженно склоненного над ноутбуком, исходила какая-то нервная энергия. И глаза… Куликова смотрела на экран с такой ненавистью, что Матвею на секунду стало не по себе – потому что ему тоже достался этот взгляд, когда она отвлеклась на звук открывшейся двери. Но через секунду лицо ее приняло обычное выражение:

– Добрый день, Матвей Иванович. Что-то вы поздно сегодня.

– Хотел взять выходной, да не случилось. Ну что, посмотрим, как у нас дела?

Куликова послушно встала, не забыв закрыть ноутбук, начала снимать бандаж. Матвей ждал, отойдя к окну.

– Я готова, – Куликова подошла к нему и привычно встала так, чтобы свет из окна падал на лицо.

Матвей тщательно осмотрел рубцы, проверил, как идет заживление, и вдруг случайно встретился с пациенткой взглядом. В ее глазах была такая пустота и безысходность, что Мажарову стало не по себе.

– У вас что-то случилось? – спросил он, и Куликова вдруг разрыдалась, спрятав лицо в ладонях.

Она плакала горько, всхлипывая и постанывая, и слезы буквально текли по лицу сквозь пальцы, падали на кофту, стекали по шее.

– Успокойтесь, Наталья Анатольевна, – попросил Мажаров, осторожно сжав ее плечи. – Глазам вашим слезы сейчас вредны, не нужно.

– Это все, что вас беспокоит? – пробормотала она. – Чтобы швы ваши прекрасные не покраснели?

– Я хирург.

– Ну, понятное дело, – всхлипнула Куликова. – И никому нет дела до того, что у человека внутри.

– Был такой специалист. Но вы сделали все, чтобы и он не смог с вами общаться.

Матвей почувствовал, как напряглось ее тело под его руками – в буквальном смысле превратилось в камень.

– Что вы имеете в виду? – каким-то чужим голосом спросила Куликова.

– Ничего особенного. Евгений Михайлович пытался вам как-то помочь, но вы наотрез отказывались – только это.

– Он для меня слишком дотошный был, – сказала Куликова, освобождаясь от его рук, и взяла лежавший на кровати бандаж: – Надеваю? Вы закончили?

– Да. Хорошего дня.

Матвей вышел из палаты и направился в ординаторскую. И только в переходе вдруг подумал: «А почему она сказала – «был»? Даже средний персонал еще ничего не знает – так почему Куликова сказала о психологе в прошедшем времени? Оговорилась?»

В ординаторской он столкнулся с медсестрой Леной, та уже выходила и на пороге сказала:

– Матвей Иванович, я вам на стол положила снимки Куликовой.

– Какие снимки? – не понял Матвей.

– Ну, вы же сканирование заказывали. Я попросила сделать пленкой, а не диском – правильно?

– А, да-да, спасибо, Леночка, из головы вылетело.

Девушка упорхнула, а Матвей, взяв со стола снимок, подошел к окну и вскинул пленку на уровень глаз.

– Этого просто не может быть, – пробормотал он потрясенно через пару минут. – Не может, так просто не бывает.

Аделина

Гибель Евгения Михайловича потрясла меня. Кому мог помешать безобидный психолог? Как же это нелепо – помочь стольким людям и быть задушенным в собственной квартире… С кем же теперь я буду обсуждать самые разные вещи? И где буду искать нового психолога, хотя бы отдаленно напоминающего Евгения Михайловича, потому что на другое я не согласна?