Пластмассовые лица. Часть первая

– Паоло, – ответил продавец. – Паоло Манчини.

– М-м, итальянец!

– Да, родители приехали сюда в пятидесятых. С тех пор и готовим лучший капучино в этом городе.

– Спасибо тебе, Паоло, рад знакомству, – Джон поднял и продемонстрировал тёплый бумажный стакан.

– Мистер Вайер, – улыбнулся продавец, – а можно автограф? А то моя девушка не поверит, – Паоло протянул Джону буклет с продукцией кафе и чёрный маркер.

– Конечно, – ответил Джон и, что-то написав на буклете, вернул его обратно Паоло.

– Теперь твоя девушка точно тебе поверит, – подмигнул Джон продавцу. – Хорошего дня, Паоло.

Продавец заглянул в буклет. Там поверх списка товаров было написано:

«Верь своему парню. Это действительно я, Джон Вайер, сыгравший Энтони в фильме «Книжная любовь». Желаю вам счастья и добра. Любите друг друга».

И далее следовала довольно размашистая подпись.

– И Вам хорошего дня, мистер Вайер, – опомнился продавец, оторвавшись от буклета, но Джон уже успел покинуть заведение.

День начинался замечательно. Джон шёл по улице, чуть ли не припрыгивая от радости. Ему нравилось, когда всё вот так складно получалось, когда каждая минута прожитой жизни приносила новые приятные сюрпризы. Хотелось петь, танцевать и радоваться всему, что его окружает. И кофе, к слову, оказался просто отличным…

Съёмки в новом фильме

В сцене общаются два персонажа: Микки и его жена Амелия. Роль Микки исполняет Джон Вайер.

– Но разве об этом мы мечтали, Микки?

– Я так устал от такой жизни, Амелия. Устал выживать, пресмыкаться. Устал просто существовать. Мне надоело чувствовать себя безропотной, бессильной букашкой. Хочется пожить. Пожить по-настоящему! Я столько думал над этим; столько искал решение; столько маялся в поисках ответов. И знаешь, Амелия, я наконец-то понял, что нам нужно, – Микки с азартом потирает руки, – нам нужны деньги, Амелия, очень большие деньги. И, кажется, удача повернулась к нам лицом.

– Неужели ты продашься этим проклятым банкирам?

– Мне выпал реальный шанс попасть в высшую лигу, и, видит Бог, я его не упущу.

– Стоп! Не верю! Не! Верю! Не верю тебе, Джонни! – завопил в рупор режиссёр. Джон уже сбился со счёта, сколько раз его прерывали именно на этой фразе. Что-то однозначно не шло.

– Звучишь неубедительно. И выглядишь неубедительно. Что ты зажался весь? Тебе же выпал настоящий джек-пот. Ты что не веришь, что твой герой Микки действительно хочет этого?

– Не то чтобы не верю, – замялся Джонни, пожимая плечами. – Просто неужели в нём нет ни капли сомнения?

– Вот в чём твоя проблема, Джонни. Сомнения! Твои глаза должны гореть. И это должен быть дьявольский огонёк азарта! А ты стоишь, как сундук. Твоя речь похожа на конвульсии эпилептика, а я хочу, чтобы ты мне показал восхищение, предвкушение успеха. И никаких сомнений… Понятно? Ещё раз!

Но для Джона это как раз было точкой сомнения, точкой выбора между идеалом семейного счастья и деньгами, которые способны удовлетворить многие потребности и многое могут решить, но от идеала придётся отказаться. Всегда при любом выборе что-то приобретаешь, а что-то неизбежно теряешь. Выбор отсекает прочие возможности, часто не предоставляя больше шанса вернуться к ним, поэтому любой выбор всегда так сложен. Именно это они обсуждали с Джилл, когда-то в заброшенном павильоне. Сомнение, затем принятие решения, робкий шаг в сторону одного из путей, и всё – очередной жизненный этап уже за спиной, ты больше никогда туда не вернёшься. Сейчас ему режиссёр предлагает отказаться от этой мысли. Он видит это так, и Джон должен следовать его мнению, так как именно режиссёр руководит всем процессом и вправе требовать, чтобы его решения исполняли. Джон не может спорить с ним. У него даже нет возможности высказать свою точку зрения – он вынужден работать в рамках чужой. Такова участь актёра. И к ней уже давно пора привыкнуть.

«Ладно, настройся Джонни. Покажи им всем, что ты – профессионал», – Джон собрался и начал заново. На этот раз Уоллберг не остановил его, поэтому удалось отыграть сцену до самого конца.

– Но как же мы, Микки? Как же наша жизнь? Помнишь, о чём мы мечтали, когда валялись вдвоём в высокой траве? Небольшой домик во Флориде. Тёплое и солнечное лето. Под тенью огромного дерева резвятся детишки. Наши детишки. Трое или даже четверо. Слышится их смех. Они играют с большой, добродушной, пушистой собакой. Мы сидим на летней веранде с бутылкой откупоренного вина и с улыбкой смотрим на наших деток. Легкий ветерок ласкает наши лица. Мы чокаемся бокалами, и приятный, терпкий, кисловато-сладкий, пьянящий напиток касается наших губ. Мы улыбаемся друг другу. Счастьем и любовью наполнены наши сердца, – при этих словах Амелия медленно отворачивается от своего супруга и говорит это куда-то в сторону, куда-то вдаль, как будто это уже не их общие мечты, а только её собственные. Она вытягивает руку, будто хочет прикоснуться к описанной ею картине. В конце у неё наворачиваются слёзы и голос начинает дрожать. Она отказывается верить, что её мечта вот-вот перестанет существовать.