Брейель, гласит рекламный проспект, «современный молодой промышленный город, счастливое сочетание традиций и прогресса». В годы, когда молодой инженер Кристиан-Йозеф Ретцель арендовал там помещение, чтобы открыть механическую мастерскую, это был пограничный поселок, захиревший от экономического кризиса и массовой безработицы. Ретцель сумел извлечь пользу из чужих бедствий. Когда в 1933 году нацисты пришли к власти, он вступил в СА 1
[1 Штурмовые отряды фашистов.На Кристиан-Ретцель-аллее, 18, Ретцели, подобно Круппам в Эссене, избрали для фамильной резиденции холм и поселились в двенадцатикомнатной вилле с парком, бассейном и теннисным кортом. Когда создатель брейелевского «экономического чуда» скончался, он оставил после себя два ультрасовременных сталелитейных и сталепрокатных завода, 20 миллионов марок наличными и банкирский дом, приносящий ежегодно еще 2 миллиона марок прибыли. Три восьмых всего состояния он завещал любимому сыну Кристиану с единственной оговоркой, что тот вступит во владение имуществом по достижении 25 лет.
Сейчас на этой самой вилле у подножия широкой лестницы, ведущей с верхних этажей к террасе и дальше в превосходный парк, лежит бездыханное тело женщины в одной ночной сорочке. Это служанка Ретцелей, сорокалетняя Тереза Гервин, ласкательно именуемая Резель, Резли…
На верхнем этаже три окна освещены, среднее из них открыто, и магнитофон или проигрыватель доносит в парк танцевальную музыку. Парк тонет во мгле. Под пышно цветущим рододендроновым кустом стоит женщина в пеньюаре и небрежно накинутом поверх него норковом палантине. Волосы ее накручены на бигуди, на босых ногах - грубые садовые сапоги. Это 64-летняя Гертруда Ретцель, «госпожа с виллы Ретцель», как ее называют в Брейеле, владелица двух сталелитейных заводов, на которых трудится большинство населения городка, попечительница состояния примерно в 50 миллионов марок, почетный консул Никарагуа. Словно окаменев, она долго не отводит испуганных глаз от распростертого на террасе тела, затем окидывает взглядом парк.
В тот самый миг, когда она отваживается наконец шагнуть вперед, к ней неожиданно устремляется из темноты узкий луч карманного фонарика. Лужайку почти бегом пересекает тоже наспех одетый мужчина. Это 65-летний Йозеф Рингендаль, живущий на соседнем участке директор заводов. Много лет он был доверенным лицом шефа, при котором занимал должность коммерческого директора. После смерти Ретцеля к нему перешли руководство предприятиями, а также все общественные и политические функции покойного.
Человек, в противоположность старому Ретцелю, богобоязненный (по его собственному заверению), Рингендаль начал свою деятельность с того, что от имени фирмы преподнес заново отстроенной католической церкви дорогостоящий главный алтарь. Этим он сберег ретцелев-ским заводам несколько сот тысяч в виде скидки на подоходный налог и попутно обеспечил семье церковное благословение.
Сейчас директор Рингендаль с непокрытой головой и в темно-красном шлафроке, из-под которого виднеются пижамные штаны, дрожащими руками сжимает фонарик и с усилием произносит:
- Господь всемогущий! Как это могло случиться? У нее ужасный вид. Она еще жива?
Однако Гертруда Ретцель не пускается в объяснения. Хриплым голосом она велит:
- Пойдем, помоги мне, ее надо отнести к ней в комнату.
Рингендаль в испуге роняет фонарик.
- Нам двоим это не под силу, Гертруда. - Он растерянно смотрит наверх. - Неужели там никого больше нет? Кристиан?…
Фрау консул нетерпеливо отвечает:
- В доме нет никого. Придется нам самим с этим справиться.
Рингендаль качает головой.
- А Кристиан за врачом поехал? Мы проснулись и услышали шум машины.
- Это с улицы, - сердито возражает Гертруда. - Кристиан еще вообще не возвращался. Он наверняка в городе, у этой вертихвостки.
Рингендаль успел уже несколько прийти в себя. Собравшись с мыслями, он решительно говорит:
- При таком ее состоянии нам самим не годится двигать и переносить ее, Гертруда. Мы должны вызвать врача.