Маргит Линзен по милости Ретцеля бывала в разных переделках. Однажды на официальном приеме он представил ее президенту союза предпринимателей как племянницу королевы Нидерландов; в Дюссельдорфе, чтобы выиграть пари, заставил ее голой танцевать в ночном баре. Но обеспечить ему алиби при убийстве - такого уговора не было, слишком уж это опасно.
- От тебя требуется только подтвердить, что я провел эту ночь с тобой, больше ничего.
- Где? - спрашивает она подозрительно.
- В полиции и, может быть, у дежурного судьи.
- А если я этого не сделаю?
- Сделаешь. Прибыль тебе от меня немалая. Нет, скажешь?
Он снова отхлебывает, теперь уже прямо из бутылки, и больше вообще не выпускает ее из рук. Чуть позже с трудом встает, достает из кармана ключи от машины, но, схватившись за ручку двери, чтобы выйти из кухни, роняет их. Маргит нагибается за кожаным футлярчиком с ключами и прячет его в карман халата.
- Ты не можешь в таком состоянии сесть за руль. Я сейчас оденусь и отвезу тебя домой.
Когда Маргит Линзен подъезжает на «порше» к рет-целевской вилле, она застает ворота на запоре. Ей приходится долго трясти Кристиана, пока он, не совсем еще очухавшись от пьяного угара, отыскивает на приборной доске нужную кнопку и посылает через микропередатчик радиоимпульсы к запертым воротам - створки их тут же, как по волшебству, раздвигаются.
Медленно, как черепаха, преодолевает «порш» 100 метров: Маргит не оставляет страх, что колеса машины вот-вот наткнутся на труп. Она низко склоняется к рулю, чтобы лучше видеть, что там, впереди. Рядом с ней храпит Кристиан.
Однако от недавней трагедии не осталось и следа.
Нет ни трупа, ни пятен крови, ни открытого окна, из которого слышалась бы музыка. Не горит в окнах свет. Маргит Линзен вылезает из машины, смотрит, нет ли где мертвой служанки, нет ли хоть какого-нибудь признака разыгравшихся здесь событий. Она не находит ничего.
На белой скамейке в коридоре реанимационного отделения лоббенихской больницы сидят в это время Роберт Гервин и его жена Гертруда. Женщина тихонько плачет, мужчина погружен в раздумье. Час назад, в начале четвертого, директор заводов Рингендаль со смятением в голосе сказал по телефону:
- Произошло нечто ужасное, дорогой герр Гервин. Постарайтесь сохранить мужество. С вашей дочерью Резель, с нашей милой Резель случилось огромное несчастье. Она упала из окна, герр Гервин. У нее тяжкие повреждения. Но мы тут же приняли все меры, какие только возможны, и доставили ее в Лоббених, в больницу…
66-летний отец вначале не понял:
- Как вы сказали? Резель упала из окна? Но каким образом и как это могло случиться? Сейчас, посреди ночи? Да она ведь в такое время спит.
Директор Рингендаль уклонился от прямого ответа:
- Потом, дорогой герр Гервин! Сейчас вам надо прежде всего поехать в больницу к вашей бедной дочери! И не говорите пока никому о несчастье, ладно? И в полицию тоже не стоит пока обращаться. Мы уладим все через больничную кассу и за счет фирмы. Вы меня понимаете, дорогой герр Гервин?
Почти 40 лет проработавший на ретцелевских заводах Гервин оробел перед всемогущим директором:
- Да, да, конечно. - Он хотел спросить о подробностях, но Рингендаль уже положил трубку.
И вот Гервин сидит в больничном коридоре и не знает, что с его дочерью. Одна фраза не выходит у него из головы: «И в полицию тоже не стоит пока обращаться…» Почему он не должен обращаться в полицию? Знать бы только, что за всем этим кроется. Какие вспышки ярости бывают у молодого герра Ретцеля, ему известно от дочери. Кристиан Ретцель не раз набрасывался с кулаками на родную мать; попадало от него и Резель, когда он, напившись, приставал к ней с гнусными домогательствами и встречал с ее стороны отпор. А сейчас, что случилось сейчас? Уж не хотят ли скрыть, что он надругался над Резель?
Дверь отделения наконец открывается. Выходит молодой врач. Роберт Гервин спешит ему навстречу:
- Она жива?
Врач кивает, но тут же говорит, что состояние крайне тяжелое. Полученные повреждения опасны для жизни, и остается только надеяться, что организм пострадавшей сумеет справиться с ними. Роберт Гервин поворачивается к жене и, встретив ее полный тревоги и страха взгляд, торопливо говорит:
- Она жива, мамочка, а это сейчас самое главное! - Затем снова обращается к врачу: - Можно нам к ней?
Врач доволен, что не надо отвечать на дальнейшие трудные вопросы.
- Да, но, пожалуйста, держите себя в руках, ваша дочь без сознания.