Довольный беседой, Мик подал Пферсиху на прощание руку и даже перешел с ним на «вы»:
- Ну, пожелайте себе и нам, чтобы вы оказались правы. Да, вот еще что… Дайте мне адрес вашей невесты.
- Зачем? Для чего? - испугался Пферсих. - Вы хотите и ее втянуть в это дело? Не надо, господин комиссар! Скверно уже и то, что мне самому приходится так часто иметь дело с полицией.
Свободной рукой Мик дружески обнял его за плечи:
- Не волнуйтесь, молодой человек. Мне нужен ее адрес только для того, чтобы заблаговременно сообщить ей о вашем освобождении.
Отнюдь не уверенный в правдивости этого объяснения, Пферсих с неохотой назвал адрес своей невесты Урсулы Кох.
Уже на другой день она сидела в кабинете Мика и, явно не ожидая ничего хорошего, испуганным неподвижным взглядом смотрела на свою сумочку. Из доставленной курьером повестки она знала лишь, что ее вызывают по делу жениха.
Некоторое время Мик беззастенчиво разглядывал ее. Маленькая, светловолосая, с широким простоватым лицом, она была лишена каких бы то ни было признаков красоты.
Изобразив на лице дежурную улыбку, Мик мягко сказал:
- У вас такой испуганный вид, фрейлейн Кох. Не бойтесь. Я не сообщу вам ничего неприятного.
Девушка с облегчением подняла голову:
- Я уж боялась, что Гюнтер снова наделал глупостей.
- Нет, нет, напротив. Он очень помог нам. Если и вы нам поможете, он в самое ближайшее время выйдет из тюрьмы и сможет на вас жениться.
Лицо девушки озарилось счастливой улыбкой. Она не понимала, почему ее Гюнтер вдруг может очутиться на свободе, но надежда эта была слишком прекрасна, чтобы стоило размышлять.
Дав ей вдоволь порадоваться, Мик изложил затем свой коварный план. Урсула Кох должна была отправиться в евангелический приют для рожениц, подружиться с Ингой Мархловиц и выудить у нее признание. Чтобы войти в доверие к Инге, Урсула должна была признаться, что имеет на совести детоубийство. Необходимые подробности этой ужасной выдумки Мик позаимствовал из подлинного дела о детоубийстве, из которого сделал выписки для Урсулы.
Девушка пришла в ужас. Глаза ее наполнились слезами. Испуганно прижимая к груди свою сумочку, она дрожащим голосом произнесла:
- Но я не смогу! У меня не получится. Я слишком глупа.
Мик был не из тех, кто подслащивает пилюлю. Он немедленно загрохотал:
- Раз так, Пферсих останется за решеткой! Пусть решает, как ему быть с вами, если вы не хотите помочь раскрытию двух тягчайших преступлений. А ведь он-то и указал нам на эту возможность. Ну, он с вами поговорит, когда узнает, что из-за вас должен будет отбарабанить еще одиннадцать с половиной месяцев!
Давая понять, что разговор окончен, Мик демонстративно захлопнул папку и сунул ее в стол.
- Все! Вы свободны.
Больше всего Урсулу страшила мысль, что жених может от нее отвернуться. Она выдавила:
- Я попробую, но не знаю, что у меня получится. Я ведь никогда еще ничего такого не делала.
- Мы уж вас натренируем, - смягчившись, пробурчал Мик. - Главное, что вы согласны. - И, открыв шкаф, он сказал девушке, находившейся на последнем месяце беременности: - Взгляните-ка сюда! Неплохое было бы начало для супружеской жизни.
На внутренней стороне дверцы висел плакат, где в ярко-красной рамке крупным черным шрифтом стояло: «Убийство! 15 тысяч марок за сообщения, ведущие к раскрытию убийств Генриха Бика и Гейнца Энгельса».
Угрызений совести за свое поведение Мик не испытывал. Не жаль ему было и 17-летней Инги Мархловиц, с происхождением, образом жизни и репутацией которой он уже познакомился. Отец Инги дюжину раз судился за все мыслимые преступления против собственности. После того как у него родилась дочь, он больше половины времени провел за решеткой. Мать девочки все эти годы занималась тем, что меняла мужчин. Человек, от которого Инга Мархловиц ожидала ребенка, долгие годы был на содержании у ее матери. Когда Инге исполнилось 14 лет, Попп сделал ее своей любовницей. Она стала сообщницей его преступлений. Но до сих пор полиция не располагала достаточными доказательствами, чтобы привлечь их обоих к суду.
Подтвердилось и сообщение Пферсиха об ограблении поездов Поппом и его бандой. Попп был профессиональным преступником. Ингу он воспитал достойной невестой гангстера, умеющей обращаться с огнестрельным оружием и орудиями взлома, владеющей приемами джиу-джитсу, привыкшей ничего не бояться. В одну ненастную мартовскую ночь он заставил 15-летнюю Ингу раздеться догола и привязал ее к дереву, предварительно взяв с нее обещание не звать на помощь, не плакать и не дрожать. Он пригрозил, что иначе бросит ее. Спрятавшись неподалеку, он наблюдал за ее поведением. Она не звала на помощь, не плакала и даже не дрожала. Стиснув зубы, окоченев, она выдержала это двухчасовое испытание.
Самым страшным было, однако, не пройденное Ингой беспримерное обучение преступному ремеслу, а то, что многие официальные учреждения (среди них и ответственные за поведение подростков) ничего не предпринимали, чтобы помешать ей стать преступницей.