От некоторых членов сельского товарищества Мик после долгого хождения вокруг да около и заверений в абсолютном соблюдении тайны узнал несколько больше. Почтенный коммерсант вел вторую жизнь. «У него было опасное пристрастие к женщинам легкого поведения. В этом все его несчастье». Собеседники Мика испуганно умолкали при виде фотографии белокурой Марго. Мало-помалу Мику все же удалось выяснить, что покойный проявлял примерную заботу не только о сбыте сельскохозяйственных продуктов, но и о развлечениях богатых фермеров. Нашло свое объяснение и «Д-2», где он провел «тысячу чудесных часов». Речь шла об изысканном публичном доме на Дерфлингерштрассе, 2, созданном ганноверскими отцами города по парижскому образцу специально для приезжих.
Теперь старший вахмистр без труда разыскал белокурую Марго, в некотором роде возглавлявшую кордебалет из тридцати девиц, занятых в этом доме продажной любовью. Газеты уже сообщили об убийстве Бика, и дамы из «Д-2» ожидали прихода полиции, так что Мику не пришлось долго объяснять, чего он хочет. Однако принятый им товарищеский тон не помог продвинуться ни на шаг вперед. У обитательниц дома был нюх на господ из полиции, и они сразу прониклись к посетителю недоверием. Они не отрицали, что покойный бывал у них, но разве можно упомнить всех, кто бывает здесь и как часто? Белокурая Марго, принявшая Мика в своем кабинете с величественностью директрисы швейцарского пансиона для престолонаследников и принцев крови, при виде своей фотографии лишь сочувственно усмехнулась:
- Если бы вы знали, комиссар, сколько мужчин в Федеративной Республике таскают с собой мои фотографии с такими вот надписями, вы не спрашивали бы, знала ли я его и не я ли его убила!
В ту минуту Мику не оставалось ничего другого, как проглотить готовые сорваться с его уст ругательства. Но уже 27 декабря он получил улику, которая, по его мнению, должна была до конца жизни засадить в тюрьму белокурую Марго Вихерс. На опушке леса вблизи Нейштадта местный лесничий нашел засыпанный снегом «фольксваген» Генриха Бика. И Мик, в тот же день с лупой облазивший машину, обнаружил на спинке заднего сиденья, помимо пятен крови, светлый волос такой длины, что он мог принадлежать только женщине.
Уверенный, что это волос белокурой Марго, Мик поначалу вежливо пригласил ее в полицей-президиум и дружелюбным тоном попросил представить для сравнения несколько волос. Марго чувствовала себя в этой неуютной обстановке далеко не так независимо, как в «Д-2», однако дала Мику понять, что ведет он себя более чем странно. После этого она вознамерилась удалиться, но Мик снова усадил ее на стул и… но о дальнейшем участники происшедшей сцены рассказывали по-разному.
Мик, например, изображал дело так: «Я предъявил обвиняемой Марго Вихерс утвержденный в судебном порядке приказ об обыске и об изъятии волос, необходимых для сравнения. Так как она продолжала упорствовать, я применил дозволенную мне законом власть, сделав это с возможно меньшим физическим насилием».
Марго Вихерс, со своей стороны, на пресс-конференции, устроенной для нее несколько недель спустя самым дорогим ганноверским адвокатом, заявила: «Об утвержденном судьей приказе мне ничего не известно. Старший вахмистр уголовной полиции Мик попросту напал на меня и с применением грубой физической силы вырвал клок волос». В доказательство она показала заинтересовавшимся репортерам проплешины на голове.
Полицей-президент в официальном заявлении представителям печати взял под защиту своего бесцеремонного сотрудника и объяснил: «Если у фрейлейн Вихерс действительно имеются проплешины, значит, она по вполне понятным причинам сама вырвала у себя волосы».
В федеральном полицейском управлении в Висбадене установили, что волос, найденный в машине убитого, без сомнения, принадлежит Марго Вихерс, и в результате звезда кокоток из «Д-2» очутилась за решеткой. До сего дня остается непонятным, как в уголовной полиции Федеративной Республики вообще могли прийти к столь категорическому заключению. Криминалистическая наука позволяет лишь указать на определенные сходные признаки представленных на экспертизу человеческих волос, но пока не может с категоричностью, исключающей всякие сомнения, заявить, что данный волос принадлежит тому, а не иному лицу.