Плата за одиночество

– Мне не нравится, когда говорят неправду, – ответила я.

– Любительница правды выискалась. Научилась бы сначала себя вести. – Она насмешливо искривила губы и посмотрела на меня много более пристально, чем раньше. Лицо ее исказилось, превратившись в маску злости, и она выдохнула: – Мерзавка! Это уже слишком!

Смотрела она на меня с таким отвращением, будто на моем месте сейчас находилась огромная, гадкая, облезлая крыса, по недоразумению вставшая на задние лапы и напялившая женскую одежду. А уж то, что эта крыса еще и разговаривает, приводило эту даму в особенное возмущение, которое она и не пыталась скрыть.

– Я думаю, леди, что вам стоит подождать несколько недель, прежде чем делать подобные заявления. – Инора Эберхардт попыталась перевести на себя ее внимание. – Уверена, стоит лишь подождать немного, и у вас не останется ни малейших сомнений в эффективности моего крема.

– Сомнения останутся у меня в любом случае, – ответила она все с тем же гадким брезгливым выражением лица, но глядела при этом уже на мою нанимательницу. – Поэтому я хочу провести анализ. Для сравнения мне нужен любой ваш крем.

Я даже похолодела от осознания, что моя подмена раскроется в ближайшее время, а обвинят в этом инору Эберхардт. С моей стороны дальше молчать было непорядочно, но эта инора меня пугала неимоверно. Я начала собираться с силами, чтобы признаться в своем проступке, но никак не могла накопить в себе достаточной решимости.

– Пожалуйста, – ответила инора Эберхардт, полностью уверенная в собственной правоте, – оплачивайте любой и проводите все анализы, которые считаете нужными.

– Что значит «оплачивайте»? – взвизгнула покупательница. – Я вам предостаточно выложила и требую, чтобы вы дали мне образец бесплатно.

– За те деньги, что вы заплатили, вы получили качественную продукцию, сделанную лично мной лично для вас, – ледяным тоном ответила ей инора Эберхардт. – Эта покупка не дала вам право брать здесь что-либо бесплатно и, тем паче, оскорблять здесь работающих.

– Думаете, это вам с рук сойдет? – прошипела неприятная особа. – Не надейтесь. И за крем вы мне деньги вернете, и за анализ, и за обман выложите круглую сумму.

– Жалуйтесь, куда вам угодно, – согласилась инора Эберхардт. – Мне бояться нечего. Всего доброго.

Моя нанимательница высокомерно кивнула, показывая, что больше не намерена вести разговор с этой хамкой. Та выплюнула какие-то неразборчивые фразы, больше похожие на грязные орочьи ругательства, чем на речь воспитанного человека, окинула нас напоследок ненавидящим взглядом, развернулась и пошла на выход, задевая по дороге все, что ей попадалось. Думаю, то, что ей ничего не удалось разбить, разозлило ее еще больше. Но у нас все стеллажи и витрины были под защитой соответствующих артефактов, так что она могла хоть кувалдой здесь орудовать.

– Инора Эберхардт, – покаянно сказала я, окончательно решившись на признание, – это моя вина, что так случилось.

– Штефани, оставь, – она даже не стала меня слушать. – Время от времени такие покупательницы приходят, ничего не поделаешь. Как бы ни была ты с ними вежлива и любезна, они все равно считают это недостаточным. Все, что они хотят, – получить результат чужой работы и ничего за него не заплатить. Эта инора пришла в уверенности, что я верну ей деньги, лишь бы избежать скандала. Но я этого делать не собираюсь. Она не первая и, увы, не последняя.

– Но, инора Эберхардт…

– Никаких «но», Штефани, – ответила она. – Не надо себя винить. Я ничего не хочу слышать про эту инору. Сходи лучше пообедай – время подходящее, и покупателей совсем нет.

Я вздохнула и послушалась. Может, не надо ничего говорить? Вдруг эта неприятная инора ограничится только угрозами? Я вспомнила ее прощальный взгляд и невольно вздрогнула. Там пылал такой огонь ненависти, который при материальном воплощении мог бы сжечь все, что находилось в магазине, вместе со мной и инорой Эберхардт. Нет, эта особа так просто не откажется от своих планов, поэтому следует ожидать неприятностей с ее стороны. Больших неприятностей.

В кафе за столиком я сидела в одиночестве, и мои мысли были исключительно грустными. Последнее время я чувствовала себя очень одинокой. Даже когда разговаривала с покупательницами и улыбалась им, они были – отдельно, я – отдельно. Днем еще ничего, а вечерами было так тоскливо, хоть плачь. Я утешала себя, что скоро из приюта выйдет Регина и мы с ней, как и раньше, будем вместе, будем как-то друг друга поддерживать. Но до этого еще надо дожить и выяснить, кто убил продавщиц иноры Эберхардт. Иначе Регина может стать очередной жертвой этого ненормального. В том, что он ненормальный, я не сомневалась – кто еще оценил бы рецепты, пусть и дорогие, в несколько человеческих жизней? И на этом останавливаться не собирался. Спокойствия никак не прибавляло, что он ходит где-то даже еще не выявленный, пусть Рудольф и уверяет, что пока я преступнику точно нужна живой. Правда, насчет здоровой он не уточнял, наверное, сам был в этом не очень-то уверен…