Плата за страх

– У меня к вам есть еще один вопрос, – сказал он. Я вынул из кармана спички и протянул ему. Видя, что он выжидательно смотрит на меня, я спросил:

– Какой?

– Спасибо, – поблагодарил он и, взяв спички, закурив трубку и выпустив дымок, продолжал:

– Мне кажется, вы обвиняете одного из моих людей в вымогательстве. – Он задул все еще горевшую спичку, наклонился, чтобы бросить ее в пепельницу на столе капитана Линтера, отклонился на спинку дивана и снова поглядел на меня. – Вы располагаете какими-нибудь свидетельствами в пользу этого обвинения?

– Мне следовало догадаться, – ответил я. На его лице обозначилось недоумение.

– О чем вам следовало догадаться?

– Я слишком давно не имел дела с полицией, – объяснил я. – Иначе бы я догадался, зачем ко мне приехали. Мне следовало сообразить, что капитан полиции не явится сюда ради того, чтобы допрашивать меня по делу об убийстве.

– Боюсь, что я не улавливаю хода ваших мыслей, – признался он.

Вынув трубку изо рта, он держал ее в руке, с риском дать ей погаснуть. В другой его руке все еще были мои спички.

– Давайте снова пройдемся по моему заявлению, – попросил я.

– Не вижу в этом необходимости.

– Это не займет много времени.

Он пожал плечами, спохватился, что держит в руке мои спички и потянулся, чтобы вернуть их мне.

– Благодарю, – сказал я. – Робин Кеннеди сообщила мне, что какой-то полицейский в штатском обратил их внимание на некоторые нарушения, касающиеся кафетерия. Они не совсем хорошо поняли, что от них требуется, поэтому она попросила меня поговорить с этим человеком и выяснить, что им нужно делать.

Он нахмурился:

– Вы меняете свои показания?

– Нет, просто формулировку, – ответил я. – Продиктовать? Я слишком поторопился, не дав ему времени подготовиться к такому обороту событий. Он сказал:

– В своем первоначальном заявлении вы обвинили инспектора Донлона в попытке вымогательства. Теперь вы хотите изменить заявление. Значит, в прошлый раз вы солгали?

– Ничуть, – возразил я. – Я готов подтвердить каждое слово. Но теперь мне ясно, что мои слова можно не правильно истолковать, поэтому я хочу сделать поправки к первоначальному заявлению и заменить его новым.

– Если у вас есть доказательства не правомочных действий одного из моих подчиненных, – сказал он, – вы можете представить их. Я никого не покрываю.

– У меня нет доказательств.

– Все равно мне кажется, – решил он, – что ваше первоначальное заявление может служить основанием для разбирательства.

– Нет. Я только передал те подозрения, которыми со мной поделилась Робин Кеннеди. Я не сообщал, верю я ей или нет.

– Вы ей верите?

– У меня нет на этот счет своего мнения.

К этому моменту наша взаимная неприязнь резко возросла, и мы не находили нужным ее скрывать. Его трубка в правой руке погасла. Он спросил:

– Вы всегда были таким циником, Тобин? Или в вас говорит ожесточение против полиции?

– Я знаю, как устроен этот мир, – ответил я. – Вы вряд ли захотите заставить меня придерживаться первоначального заявления.

Я видел его колебания и знал, чем они вызваны. Он пришел сюда с определенной целью и добился ее слишком легко. Капитан приготовился к тому, что из меня придется в поте лица вышибать новое заявление о Донлоне, а вместо этого я сам предложил изменить свои показания, не дав ему даже опомниться. Ему предстояла неприглядная работенка, мы оба это знали, а я пошел ему навстречу с такой готовностью, что он поневоле оказался в одной упряжке со мной, стал мне обязанным, а ему претила даже мысль сотрудничать со мной.

И все же деваться ему было некуда. Он медленно покачал головой, поглядел на свою погасшую трубку, затем снова на меня и проговорил:

– Вы хотите сделать новое заявление?

– Естественно.

– Ладно, займусь-ка я поисками стенографиста, – пробурчал он и с неохотой поднялся на ноги.

– Спасибо, – многозначительно произнес я, явно дав ему понять, что это он должен меня благодарить.

Он вышел, не сказав ни слова.

У меня не было сомнений в личной честности капитана Дрисколла. Если бы я и в самом деле представил ему неоспоримые доказательства, что инспектор Эдвард Донлон вымогал взятку, капитан Дрисколл, безусловно, выполнил бы по отношению к тому свой служебный долг. С другой стороны, я не сомневался, что капитан Дрисколл и без того знал всех своих людей как облупленных и был в курсе, кто в его отряде нечист на руку, но предпочитал не выносить сор из избы и помалкивал до поры до времени, пока никто не засветился.

В данном случае преступление в “Частице Востока” представляло неоспоримое и явное убийство при наличии подозреваемого, взятого под стражу, и мое заявление совсем некстати припутывало к нему щекотливую тему коррупции среди полицейских. И добившись, чтобы оно не бросало никакой тени на его сотрудника, он значительно упростил ситуацию.