– Я ничего о них и слышать не желала. Она попыталась как-то рассказать мне о каком-то полицейском, который давал ей наркотики, но я не стала слушать. Я сказала ей, чтобы свою грязь она оставляла за порогом. Сама – пожалуйста, но всякую мразь чтобы в дом не тащила. Однажды она как-то зашла и привела с собой этого Джима Колдвелла. Я была вежлива, я никому не грублю, если в этом нет необходимости, но, когда остались одни, сказала: “Айрин, чтобы больше ноги этого человека у меня в доме не было”. И она его больше с собой не приводила. Я никогда к Джиму Колдвеллу горячей любовью не пылала, он знает это, да я и не пыталась скрывать.
– Он был у вас во время убийства Айрин?
– Да пришел, думал, что она здесь. Я беспокоилась не меньше, чем он, и не хотела звонить в полицию, чтобы его выпроводили, поэтому позволила ему остаться. Но потом все равно явились полицейские и сообщили, что Айрин убита, и мне пришлось подтвердить его алиби.
– Может, он на это и рассчитывал? – спросил я. Сначала она удивилась, потом задумалась, но в конце концов покачала головой.
– Нет, сэр, это не в его стиле. Он тут несколько часов распространялся о том, что с ней сделает, когда они встретятся, и он явно не шутил. Нет, это на него не похоже.
– Я так и думал. – Я покачал головой. – Не знаю, о чем еще вас можно спросить. У нее не было друзей, не было врагов, вообще не было жизни помимо Джима Колдвелла, героина и иногда вас. Но ее кто-то убил, и я никак не могу вычислить убийцу.
– Простите мне эти слова, – заметила она, – но, может, как считают в полиции, это все-таки сделала ваша родственница?
– Нет. С тех пор еще очень многое произошло. – Я отхлебнул еще чаю. – Поверьте, все упирается в вашу сестру. В ее жизни должен был быть еще кто-то. Может, старый школьный приятель, бывший любовник – словом, кто-то где-то. Айрин когда-нибудь была замужем?
– Нет, сэр. Айрин села на иглу, когда ей было пятнадцать лет, тогда же она и пошла на панель. – Поколебавшись, она добавила:
– Мне не очень приятно об этом говорить, поскольку отчасти тут есть и моя вина. Айрин была младшей в семье, понимаете, когда она родилась, мне было десять лет, и, казалось, ей никогда меня не достать. Моя мама только и говорила:
"Айрин, посмотри на Сьюэен, бери пример со Сьюзен, делай, как Сьюзен, когда ты наконец станешь такой, как Сьюзен”, и все такое. И, естественно, поскольку я сама была ребенком, мне это нравилось, я задирала нос и старалась не давать ей проходу. Поэтому она пошла на улицу, связалась с нехорошей компанией, и вот что получилось. А я иногда думаю, если бы я лучше к ней относилась, когда мы были детьми, все могло бы быть иначе. – Она покачала головой и взяла в руки стакан с чаем. – Но, мне кажется, и мама была не права, что всегда ее так принижала.
– Иногда родителям самим трудно понять, что хорошо для их детей, а что – плохо, – заметил я.
– Мне ли этого не знать. Да, сэр. Ты говоришь себе: у меня-то все будет по-другому, уж я-то не повторю ошибок моей матери. И что же получается? Делаешь другие ошибки, свои собственные.
Я допил чай и сказал:
– Ну что ж, спасибо, миссис Томпсон. Спасибо, что уделили мне время.
– Не стоит благодарности. Всегда буду рада вам помочь, звоните, сделаю все, что в моих силах. А если вы сможете найти того, кто на самом деле убил бедняжку Айрин, ну, это было бы здорово. То есть я помню, что сказала, мол, хорошо, что она отмучилась, но все-таки – за что же ее так зверски зарезали. Тот, кто это сделал, должен получить по заслугам.
– Надеюсь, что получит. Можно мне перед уходом от вас позвонить?
– Да, конечно. Там, на стене. Я бы вас провела в гостиную, но вы оттуда ничего не услышите.
– Ничего страшного. – Я подошел к холодильнику, рядом с которым на стене висел белый телефон.
– Не буду вам мешать, – сказала она, поднимаясь из-за стола.
– Нет-нет, оставайтесь, я просто позвоню домой, – попросил я.
– Мне все равно нужно поговорить с мальчишками, – сказала она. – Должны же они когда-нибудь остановиться. – Она поспешила прочь из кухни, дверь слегка качнулась ей вслед.
– Что ты думаешь? – спросил я у Халмера.
Он выглядел удивленным.
– Вы хотите сказать, не врет ли она?
– Естественно, нет. Она сказала всю правду, какую знала. Вопрос в том, много ли она знает?
– Вы меня спрашиваете?
– Я сам с собой разговариваю, Халмер, – ответил я. – Извини, мне просто нужно было к кому-то обратиться. – Я отвернулся и набрал свой домашний номер. Мне хотелось знать, не звонил ли кто-нибудь из моих старых приятелей-полицейских – может, появились новости про Вилфорда и Айрин Боулз – и звонили ли мне вообще. Если нет, я собирался поехать прямо домой, ночью осмыслить информацию, и завтра с утра попробовать найти другую зацепку.
У меня за спиной послышался голос Халмера:
– Сдается, она неплохо знала свою сестричку.
– И мне тоже сдается, – сказал я. – Что осложняет дело. Тут Кейт подошла к телефону, и я сказал:
– Привет, это я. Кто-нибудь звонил?
– Митч, – произнесла она изменившимся голосом, – тут два...
– Что?
Вмешался другой голос:
– Тобин? – мужской, грубоватый, властный.
– Кто это?