Платформа

Нет, подумала она. Не Синт была ее единственной константой. Ею была ПослеЖизнь. Это было очередным притворством – что ПослеЖизнь ничего для нее не значила. Рейзер поняла, что для нее все-таки имеет значение, выживет ли она, чтобы оказаться в одном из этих сарков снаружи и чтобы за нее могли проголосовать. Пусть не ради нее самой, но ради тех, кто не пережил всего этого. Она была одной из тех, кто носил в себе правду о Бейле. ПравдивыйРассказ, который Рейзер о нем написала, был просто рассказом, но в ее собственной Жизни, если ее когда-нибудь загрузят, сохранится то, что было для него действительно важным. И в Жизни Дельты, если ее тело не уничтожили, тоже будет часть Бейла.

Мимо нее проплывали полки́ сарков. У них внутри были жизни, подлинные истории, Жизни. Впервые за много дней, думая о том, что ждет ее впереди, Рейзер не беспокоилась. Почему-то, хотя Синт, вероятно, была чем-то большим, чем ей всегда казалось, Рейзер все равно доверяла ей.

А может, она просто верила в себя. Ведь она зашла уже так далеко.

А Таллен? Все, связанное с ним, было нелогичным. Хотя Синт явно что-то о нем знала, она не могла знать всего, иначе не позволила бы Рейзер попасть в руки Десису. А еще был Мэрли. Кто-то, помимо Синт, заказывал у него подлодки, но возможно ли такое, чтобы Синт и этот второй заказчик не знали о существовании друг друга? Они работали не вместе, но между ними была какая-то связь, и сильная. Иначе в этом деле получалось слишком много совпадений.

Внезапно она вспомнила о последнем цветке Дельты и кое-как извлекла свой ладонник из-под тугих ремней.

Тюльпан раскрылся. В нем были даты прилета на Хлад двух кораблей. На одном прибыла команда нейрохирургов. Ничего нового, об этом Рейзер знала. На втором – команда инспекторов. Однако вместе с командой прибыли еще шесть человек, прошедшие контроль по тем же документам.

Рейзер накрыла ладонник рукой и задумалась. Двумя из шестерых были Флешик и Милласко. Оставались четверо. Мэрли собрал такие же лодки, как у нее, для четверых.

Они ее опережали, но теперь Рейзер о них знала. Хорошо.

Следующий вопрос. Почему она должна доверять Синт? Синт – запрограммированный ИИ. Какова ее задача, если не курировать «ПравдивыеРассказы»? Если Синт не контролирует себя сама, то под чьим она контролем?

Вопросы ходили кругами. Лодка скользила вперед, мимо беспокойных сарков, пока Рейзер не начало казаться, что и сама она лежит в сарке – сосуд мыслей и воспоминаний, не способный делать ничего, кроме как надеяться на прибытие.

Как бы она ни пыталась разобраться в происходящем, оно казалось абсолютно бессмысленным, если только в ответе за него не были две стороны, тесно связанные, но противостоящие друг другу.

Скорлупа лодки поглотила короткий смешок Рейзер. Рассказ из этого не получался. События близились к завершению – уж в этом-то, в отличие от всего остального, Рейзер не сомневалась, – но увязать все концы было невозможно. Это больше походило на жизнь, чем на любую из историй; это было безумие.

Впереди поблескивала и колыхалась небольшая кучка сарков. Все эти безумные жизни, поставленные на паузу.

Две могущественные стороны проталкивают на платформу никому не известного человека, перенесшего нейроинженерную операцию. Работают они друг против друга или разными путями идут к одной и той же цели? Бред.

Рейзер точно знала только одно: что Десис был прав, что ее отобрали и обучили для этого уже очень давно.

Сарки на сонаре светились все ярче, пока не стало похоже, что ее окружают звезды. Рейзер проверила коммуникатор ближнего радиуса. Ничего. Мимо ряд за рядом проплывали сарки, покачиваясь, как будто приветствовали ее.

Это было красиво. Она представила себе, что море – это жизнь Системы и что все содержащиеся в нем воспоминания успокаивают его. И подумала о тех, кто воистину потерян – о Бейле – с мучительной, горько-сладкой печалью.

Время шло, и Рейзер уже не думала о своей цели. Она играла с видом, наблюдала сарки вблизи в ярчайших подробностях – едва заметная ржавчина на корпусах, вереницы рыб, словно тянущиеся за ними мысли, – и видела их в тени, простиравшимися на сотни метров вокруг, видела узоры, которые они составляли, серые потоки и следы. Она задремала, проснулась, задремала снова.

А потом вибрация лодки сменилась более ощутимой дрожью, и Рейзер пробудилась окончательно.

Впереди высился огромный подводный корпус платформы.

Таллен

Таллен чувствовал себя больным и запутавшимся. Перед ним стояли Беата и Лоуд, а раскалывавшаяся голова подсказывала ему, что в подводной части возникла неотложная проблема. Он спускался в глубочайшие внутренности платформы, двигаясь механически и так быстро, что едва не спотыкался об орду путающихся под ногами чирикающих мехов-ползунов. Эта головная боль была непривычной, острой с самого начала и дающей точное направление. В ней не было никакой неопределенности.

Беата сказала:

– Таллен? Вы ведете себя необычно.