Платформа

И так я стал использовать интервьюеров для сбора деталей, для внедрения специфики словарного запаса, и акцента, и жаргона в экстраполяции пьютерии, для доработки и сглаживания всех неровностей наших ранних ПослеЖизней. Эти писатели были необходимы, только пока мы полагались на нейриды, внедренные взрослым, и я постарался, чтобы мы ничего не скрывали, но это привело к тому, что в последующие годы вокруг «ПослеЖизни» зародилось множество слухов и теорий заговора.

Избавиться от слухов оказалось невозможно. Однако, к моему удивлению, они, похоже, только укрепляли репутацию «ПослеЖизни». Мы просто рассказали правду – что точность Жизней взрослых не может быть стопроцентно гарантирована, однако со временем, когда станут доступны ПослеЖизни тех, кому нейрид был имплантирован при рождении, точность приблизится к единице.

Таким образом, когда до выхода Пеллонхорка из rv осталось совсем немного, я смог сосредоточиться на финальных деталях.

Бизнес Лигата был полностью инкорпорирован в Шепот – единственную в Системе организацию, превосходившую размерами «ПослеЖизнь».

Но мы до сих пор не продвинулись с поиском лекарства от рака Пеллонхорка.

Я пытался не думать о посеянных Пеллонхорком семенах смерти. Мне приходило в голову, что теперь я могу уделить время их поиску или выявлению и уничтожению созданных им систем коммуникации или запуска – но что, если я потерплю неудачу? Пеллонхорк был единственным, кто когда-либо превосходил меня в расчетливости, и я не готов был идти на этот риск. Я был уверен, что, сколько ни обнаружу спусковых крючков и ловушек, где-то всегда останутся другие.

Сорок три. Рейзер

Рейзер плыла вперед, и, по мере того как удалялось дно, лодка погружалась все глубже. Мэрли не преуменьшал ограниченность возможностей субмарины. Пришвартовать ее было нельзя. Но, по крайней мере, это означало, что управление было элементарным. Рейзер вывела на мониторию курс и место назначения и не удивилась, обнаружив, что они забиты в пьютерию и изменить их нельзя. «Посылаешь меня на платформу Таллена, да, Синт?» Рейзер предоставлялся ограниченный контроль глубины и еще возможность перехода на ручное управление в случае аварии, но, если не считать этого, она была просто пассажиркой.

Море становилось все беспокойнее. Рейзер направила лодку глубже, чтобы ее перестало болтать, а потом изучила комм. В него был забит только один контакт – личный комм Мэрли.

– Мэрли?

Нет ответа. Рейзер гадала, жив ли он. Она проверила показания приборов. Воздуха на восемь часов, топлива – на столько же при равномерной скорости. До платформы было шесть часов пути, так что у нее оставалось два лишних – вроде бы адекватный запас времени, но его быстро съедят течения и необходимость огибать сарки.

Рейзер вызвала сонар. На нем ничего не было. Она еще не скоро попадет в воды с сарками. Визуальные и термодатчики предлагали ей множество настроек. Она включила ближний обзор и заметила в мерцающих потоках вокруг стремительные проблески рыб и завитки водорослей. Над ней была бледная зелень солнечного света на поверхности моря, хотя саму поверхность видно уже не было. Сзади виднелся оставляемый лодкой след из пузырьков. Где-то внизу было дно, но, как и поверхность моря, оно было теперь за пределами досягаемости датчиков.

Когда она поставила в приоритет дальний обзор вместо ближнего, все детали исчезли. Рыбы стали темными росчерками в серой пустоте, а дно – однообразной серой равниной, бледнеющей по мере удаления. Впереди было разбросано еще несколько росчерков, сравнимых по размерам с рыбами, но гораздо светлее, и они поставили Рейзер в тупик, прежде чем она сообразила, что это первые из далеких сарков.

Сзади был едва виден удаляющийся берег, искаженный поверхностью моря и выцветший, словно сон. Пламя придавало ему мраморную текстуру. Рейзер поискала силуэты людей, но не нашла.

Неожиданно ее настигло отчаянное чувство одиночества. Она слышала только собственное дыхание и низкое гудение мотора. Ей хотелось сказать что-нибудь вслух, но она не осмеливалась услышать, на что будет похож звук ее голоса.

С тех пор как умерла ее мать, Рейзер никогда не была по-настоящему одинока. Рядом всегда были люди, а когда их не было, она писала, чтобы не чувствовать одиночества. Писала, чтобы не думать о себе: сочиняя, притворяясь, избегая.

И к тому же у нее была Синт. И, хотя Рейзер всегда воображала себе Синт стеной, от которой она отскакивает и в которую порой врезается, ИИ был единственной константой в ее жизни. Но теперь она не знала, что Синт вообще такое.

Какое-то время она потратила, бессмысленно злясь на Мэрли. Фигурой, которую она видела рядом с ним в доке, мог оказаться Десис. Нужно было убедиться, что он мертв.

Когда Рейзер снова включила монитор, она входила в регион с сарками. Поначалу их было немного – беспокойных силуэтов, окруженных мельтешащей рыбой, – но постепенно стало больше, целые скопища, упорядоченные, точно книги в затонувшей библиотеке. Когда она проплывала мимо, сарки погружались или скользили в сторону, а потом возвращались на прежние места.