Платформа

Таллен стоял с Беатой и Лоудом на подъемном кране высоко над палубой. Они наблюдали, как из тумана и брызгов проступает сеть с размытой, похожей на эмбрион человеческой фигуркой. Стремилась она высвободиться или боялась исчезновения надежной сети? Таллен неожиданно вспомнил собственный прилет. Казалось, что это было так давно. Он изменился так сильно.

– Теперь нам придется спуститься, – сказала Беата. – Нам нужно быть там, чтобы принять его.

– Вы начнете все сначала. Так ведь? – спросил Таллен. – Вы будете пересозданы им и для него.

Челомехи уже начинали терять форму в его глазах. Неожиданно он засомневался, кто есть кто.

Один из них сказал:

– Как были пересозданы для вас. Такова наша программа. Вы – только съемное устройство.

Была ли это Беата? Таллен чувствовал приближение потери.

Извивающаяся сеть коснулась палубы рядом с опускающимся краном.

– Мы будем скучать по вам, Таллен, – сказал второй челомех, и на мгновение в нем проглянуло лицо Лоуда.

И его близнец добавил с последним кратким отголоском эмоций:

– Но мы не будем вас помнить.

Рейзер

Рокот качнулся и взлетел. Рейзер видела платформу на монитории. Несколько мгновений назад, когда их поднимала транспортная клеть, та казалась огромной и почти живой, содрогающейся и стонущей, но теперь она выглядела не более чем крохотной и хрупкой поделкой. Было что-то отважное и безнадежное в ее присутствии посреди этой вечной бури.

Все это произошло как будто во сне. Там, внизу, ни в чем не было смысла.

Она подумала: «Таллен?» Но ответа, разумеется, не было. Она упустила свой шанс.

– Не мое, конечно, дело, но почему вас двое? – спросил пилот рокота.

– Я плавала, чересчур увлеклась, и меня вынесло сюда, – ответила Рейзер.

– Да? – сказал пилот. – Ладно, как я уже сказал, это дело не мое. А ты, с ней, я же тебя помню? У тебя ведь железки в черепе?

– Возможно, – сказал Таллен.

– Что ж, я только-только ремни от твоей блевотины отмыл. Повторять не надо.

После этого все они замолчали. Рейзер долго смотрела в пол, на мониторию с видом на море. В основном там были муть и дождь, да периодический промельк плоской серости, но один раз, внезапно, пробилось солнце, и стало видно море, яркое и ясное.

Снова послышался голос пилота:

– Эй, сзади. Вам, наверное, захочется глянуть вниз, только скорее. Никогда такого идеального вида не встречал.

Рейзер ахнула. Море было шевелящейся мозаикой металлического и грязно-белого цветов, испещренной точками абсолютной черноты, исчезавшими так же быстро, как и появлялись, – сарками, поняла она, которые всплывали и погружались под ненадолго выглянувшим солнцем и в чьих движениях чувствовались не печаль и одиночество, а радость и восторг. В пронзительном, блистающем свете они виделись Рейзер жизнями, неосознанно и невольно работавшими вместе.

Море волновалось; сарки подпрыгивали и ныряли. Рейзер была поражена зрелищем. Огромное множество сарков, и каждый хоть немного, но влияет на все остальные и изменяет всеобщее целое, словно сливающиеся воедино голоса в церковном хоре из детства Алефа, словно все, кто общается в Песни.

Облака вновь сомкнулись и начался дождь; Рейзер вернулась в уют ремней и поймала взгляд Таллена. Похоже, он плакал. Ей хотелось узнать, видел ли он то же, что и она.

Алеф был где-то там, внизу; он наконец-то стал частью чего-то. Рейзер не знала, что казалось ей более фантастической идеей – что он выдумал «ПослеЖизнь» или что он выдумал свой рассказ о ней.

Таллен надел наушники, закрывшись от мира. Рейзер включила комм.

– Синт?

ПУСТЕЛЬГА ПРАХ ЖЕЛАЕТ ПРИСТУПИТЬ К БОЛТОТРЕПУ?

– Да. – Она помедлила. – Алеф?

ДА. НО Я НЕ СПОСОБЕН НА БОЛТОТРЕП, СИНТ СПОСОБНА НА БОЛТОТРЕП. ТЕБЕ НУЖНА СИНТ?

– Я предпочту тебя, Алеф. Чем ты сейчас занят?

Я В ПЕСНИ. ДУМАЮ, Я ЗДЕСЬ СЧАСТЛИВ. Я ГОВОРЮ С ЛЮДЬМИ. ОНИ РАССКАЗЫВАЮТ МНЕ О СВОИХ ЖИЗНЯХ. Я ПОМОГАЮ ИМ. Я ДУМАЮ О СВОЕЙ ЖИЗНИ. ОНИ ПОМОГАЮТ МНЕ. Я ДУМАЮ О ТВОЕЙ ЖИЗНИ. Я ДУМАЮ О ТЕБЕ.

– Я не всегда буду с тобой. В гиперсомнии ты меня переживешь.

Я ЗНАЮ. Я БУДУ РАБОТАТЬ, ПОКА ОСТАНУТСЯ ЖИЗНИ, ЗА КОТОРЫМИ МОЖНО ПРИСМАТРИВАТЬ. Я БУДУ ЗАБОТИТЬСЯ О ПОСЛЕЖИЗНИ.

Рокот накренился и выровнялся. Рейзер отключила комм и немного понаблюдала за Талленом. Он глядел в иллюминатор, не замечая ее. Она напишет две Жизни Алефа. У нее уже был каркас правды, и теперь она начала его изменять, сочиняя смерть Лиацеи Кальфи заново.

В конце концов рокот снизился и приземлился в доке; Таллен выпрыгнул наружу и зашагал к дверям порта. Рейзер видела, как они открылись перед ним и закрылись за его спиной.

Она встала рядом с рокотом и посмотрела назад, на море. Пилот рокота вылез наружу, сказал что-то потерявшееся в ветре и ушел следом за Талленом.

Лопасти машины перестали вращаться. Рейзер не сводила взгляда с темных вод, но в них не на что было смотреть. Она гадала, не оставила ли позади, на платформе, больше, чем приобрела. Немного погодя она развернулась к дверям порта. Но прежде чем Рейзер подошла к ним, они разъехались и показался ожидающий Таллен.

В дверях он сказал ей: