Платформа

События продолжали разворачиваться, и вот теперь действительно начались крики и конвульсии. Стоявший у задней двери мужчина, который держал мать Пеллонхорка, перерезал ей горло ножом, когда она завопила; кровь алым занавесом укрыла ее тело, вопль перетек в плач, а потом утих, когда ее тело скорчилось на полу.

Гаррел и те двое, что стояли по бокам от него, тоже пришли в движение, но, когда Лигат – в здоровой руке у него был пистолет – прицелился в меня, от второй двери, той, что вела в главное помещение офиса, послышался резкий, пронзительный визг.

Там стоял Пеллонхорк, сжимая неверными руками каплевик, посылая через комнату неслышный поток капель. Гаррел и стоявшие рядом двое успели броситься на пол, чтобы увернуться от них, но того, что убил мать Пеллонхорка, зацепило, и он мертвым упал на ее тело. Пеллонхорк на мгновение опустил оружие и уставился на нее. Потом снова вскинул каплевик.

Лигат уже наводил на Пеллонхорка свой пистолет, но каплевик оказался быстрее, и иглы Лигата прошили только мониторию на стене; стекло со скрежетом обвалилось. Лигат рухнул на пол.

Гаррел со всей силы заехал локтем в подбородок человека слева; у того хрустнула челюсть, а наглазник слетел и, вращаясь и сверкая, пересек комнату. Мужчина упал, схватившись за лицо. У второго был нож, но каплевик Пеллонхорка отстрелил сжимавшую его руку.

– Наружу! – крикнул Гаррел, вытащил нас в соседнюю комнату и закрыл дверь. Одна линза у него треснула. Он сказал:

– Ждите там. Не двигайтесь. На этот раз слушайтесь меня. Поняли? Поняли? Дождитесь меня. Мне нужно понять, что делать дальше. Верьте мне. Я пытаюсь нас спасти. Хорошо?

Пеллонхорка трясло. Меня рвало. Оба мы никуда не собирались идти.

Гаррел вернулся в офис и снова закрыл дверь.

– Мне кажется, нам нельзя верить Гаррелу, – сказал я Пеллонхорку, выкашливая желчь.

Он не ответил.

– Кто такой Лигат? – спросил я.

Пеллонхорк не двигался. Я вытер губы тыльной стороной ладони и подошел к столу. Включил мониторию и стал наблюдать за Гаррелом в дальней комнате. Он кивал, стоя перед монитором, но изображения мне было не видно, а звук не работал, поэтому я ничего не слышал. Потом Гаррел вернулся к телам и методично их обыскал. Он снял кольцо с пальца матери Пеллонхорка и поднес его к монитору, а потом убрал в карман. Если он говорил не с Дреймом, то с кем?

Когда Гаррел снова прошел через дверь, я вернулся к Пеллонхорку. Что делать, я не знал.

– Нужно действовать быстро, – сказал Гаррел. Посмотрел на Пеллонхорка, по которому было не понять, слышал ли он хоть что-нибудь, а потом на меня: – Алеф, тебе придется добыть информацию.

Я ждал, что он объяснит мне, о какой информации идет речь, но и Гаррел тоже ждал, и я понял, что он уверен, будто я знаю.

– Пойдем, парень, – сказал он. – Быстрее. Нужно забрать то, над чем работал твой отец.

– Лигат умер, – ответил я, как будто верил, что Гаррел не предал Дрейма. – Нам ничего не грозит.

– Лигат? – Он был поражен. – Это был не Лигат. Это была кукла. Лигат никогда бы не рискнул показаться здесь лично, так же, как и Дрейм.

Он оборвал себя и сказал уже мягче:

– Ты ведь никогда не видел Лигата, да? Он выглядит совсем не так. Это был только его голос. Его, как и Дрейма, в той комнате не было.

Я чувствовал себя дураком. Конечно. Замедленная реакция. Он окуклил одного из своих людей и отдал ему управление только в самом конце, предоставив своему солдату, своей марионетке, заняться убийством. Но Лигат оставался там, в глубине его глаз. До самой смерти солдата он видел все.

Я прикрыл рот ладонью, как будто меня снова тошнило, но на самом деле я думал. Гаррел пытался меня запутать. Слова его были разумны, но все равно он почти наверняка был шпионом Лигата.

И еще: кому бы ни подчинялся Гаррел, если бы я оказался для него бесполезен, он, скорее всего, убил бы меня. Сотрудничать с ним было логично.

Но почему все-таки он думал, будто я знаю, что мой отец работал на Дрейма?

– Ну же, парень. – Гаррел посмотрел на меня, потом встал на колени и сжал мои руки своими плотными бронированными перчатками. Они были липкими от крови, но все равно теплыми, и от этого обволакивающего и неожиданного тепла я расплакался. Не зная, что делать дальше, он выругался.

– Ты разве ничего не знал о том, чем занимался твой отец? Хоть что-то тебе должно быть известно.

Я замотал головой, утирая глаза.

Гаррел глубоко вздохнул, и его лоб покрылся морщинами. Треснувшая линза упала, точно черная слеза, и звякнула о каменный пол. Я никогда не задумывался, что скрывается за этим стеклом. На месте глаза у него был розовый морщинистый шар рубцовой ткани, сплошь утыканной сенсорами.

Я оглянулся на Пеллонхорка, чтобы увидеть его реакцию. Подобное зрелище его бы зачаровало. Но он сидел, как Тронутый Богом Хенро, покачиваясь в своем забвении. Хенро таким был уже двадцать лет. Я понадеялся, что Пеллонхорка Бог потрогал не так сильно.

Гаррел поковырялся в глазу, убирая остатки стекла. Я уставился на него, а он уставился на меня; сенсоры втягивались и вытягивались, перенастраиваясь. В конце концов Гаррел сказал: