Платформа

Как оказалось позже, с подачи моего бывшего друга, стучавшего на меня своим высокопоставленным друзьям и сумевшего убедить их в моей своенравности и ненадежности, все помещение лаборатории, включая жилые зоны, было напичкано следящей аппаратурой. За мной и моими сотрудниками велось наблюдение двадцать четыре часа в сутки. Но меня не трогали до тех пор, пока мои работы не были завершены.

Вскоре правительство объявило о начале работы зоны покрытия – специальной сети нового поколения. Помимо функции связи, информации, глобального управления приборами и механизмами новая сеть позволяла заряжать нанокровь онлайн.

Благодаря нашим усилиям, большинство граждан уже прошли процедуру имплантации тех или иных органов и были очень рады, что не придется стоять в очередях на зарядку нанокрови раз в месяц, что вызывало массу негативных ситуаций.

Даже детям было предписано введение нанокрови – якобы это повышало их когнитивные фукции.

Один из передатчиков нового сигнала был установлен и у нас в бункере, но его мощность ограничивалась лишь несколькими помещениями.

В это время я вплотную подошел к главному вопросу наших работ – искусственному мозгу.

Собственно, создать матрицу мозгового вещества из нейроткани проблемой не было, но как наполнить серое вещество памятью, знаниями, характерными особенностями индивидуума – это предстояло решить.

Нескольким лабораторным животным, заранее обученным разным трюкам, были пересажены различные по топографии и размеру участки мозговой ткани. Наблюдая за экспериментом, мы выясняли, насколько быстро животные могут восстановить утраченные навыки. Другими словами – может ли нейроткань обучаться, перенимать и усваивать информацию о предыдущих знаниях.

И получили отличные результаты! В течение нескольких дней крысы, с замещением семидесяти процентов собственного мозгового вещества нейромозгом, восстанавливались и вспоминали все навыки, полученные в процессе обучения!

Требовалось узнать, насколько эти знания возможно применить к мозгу человека, что было непросто по понятным этическим причинам.

Как это часто бывает – вмешался случай.

Однажды мне позвонил отец и сообщил, что тяжело болен. Рак толстого кишечника с метастазами в легкие и печень. Требовалась срочная трансплантация. Естественно, я приложил все усилия: забрал отца в нашу университетскую клинику, разместил в шикарном номере с видом на искусственный пляж, договорился с лучшими хирургами и начал подготовку к операции. Выглядел он плохо, с трудом вставал с постели, почти ничего не ел.

Через неделю он был прооперирован.

Новенькие легкие ритмично наполнялись воздухом, печень, выращенная из стволовых клеток, полноценно выполняла свои функции, толстая кишка с опухолью была заменена на новую, и работала как швейцарские часы.

Восстановление заняло около недели, отец оживал на глазах, поправился на восемь килограмм, приобрел здоровый цвет лица, начал совершать пешие прогулки на несколько километров.

Но, как оказалось, радоваться было рано.

В один из дней я, проводив отца на прогулку, занимался исследованиями в лаборатории, как вдруг туда влетела моя ассистентка, ушедшая сопровождать его. Папа упал за воротами клиники и не реагировал ни на что.

Томограмма мозга показала опухоль, не обнаруженную ранее, раскинувшую свои отростки-щупальца в прилегающие мозговые структуры. Счет шел на часы.

И я дал согласие на пересадку части мозга, поскольку, согласно завещанию, был уполномочен решать такие вопросы.

Хирурги удалили опухоль и прилегающие ткани там, где был замечен патологический рост.

В общей сложности около тридцати процентов мозговой ткани было заменено нейротканью, выращенной в нашей лаборатории.

Технически операция прошла успешно. Оставалось только ждать.

Две недели пролетели в тревожном ожидании. Отец быстро восстанавливался физически, ел с аппетитом, выполнял упражнения под руководством специалистов-реабилитологов.

Но, когда я пытался поговорить, смотрел на меня, не узнавая. Это тревожило меня, держало в напряжении. Неужели я ошибся и моя теория не применима на человеческом мозге?

Можете представить, каково же было мое облегчение, когда на пятнадцатый день утром отец подмигнул мне и внятно спросил со своими характерными интонациями: «Чего такой хмурый?».

На следующий день мама также поселилась в номере с видом на пляж, чтобы помогать отцу с восстановлением. Каждый день мы совершали долгие прогулки, сидели на скамейке в парке, разговаривали. Я чувствовал себя так, как будто снова вернулся в школьные годы. В течение месяца отец полностью восстановился физически и ментально и даже стал гораздо энергичней, чем прежде. Но иногда я замечал в его сознании и поведении некоторые изменения, не типичные для него раньше.

Папа всю жизнь был маргиналом, довольно категоричным в суждениях и оценках, на все имел свою точку зрения, любил покритиковать руководство, скептически относился к новостям в СМИ.

Теперь же его будто подменили. Как завороженный, он следил за сообщениями телевизионных каналов, трепетно внимал указания и педантично их выполнял.