Платформа

Я пошел за ним в первый зал пыток, а все остальные за нами. Мы на­ходились в подвале со сводчатым каменным потолком. Музыкальный фон слагался из очень низких органных аккордов, на которые наклады­вались вопли истязаемых. Музыка транслировалась через громадные усилители. Повсюду были красные прожекторы, маски и орудия пыток в специальных подставках; на оборудование, должно быть, угрохали це­лое состояние. В углублении, похожем на альков, висел прикованный мужчина, истощенный и лысый, ноги его были зажаты деревянными ко­лодками на высоте полуметра от пола, а кисти наручниками прикрепле­ны к потолку. Его повелительница, облаченная в черный латекс, сапоги и перчатки, расхаживала вокруг него с хлыстом из тонких ремешков, инкрустированных драгоценными камнями. Сначала она долго хлестала его по ягодицам размашистыми ударами с оттяжкой; мужик этот, совер­шенно голый, повернутый к нам лицом, орал от боли. Вокруг собрались зрители.

– Она, я думаю, на втором уровне, – шепнул мне на ухо Бредан. – Первый – это когда останавливаются при появлении крови.

Член и мошонка у парня болтались в пустоте, длинные и будто свер­нутые набок. Повелительница обошла его кругом, порылась в сумочке у себя на поясе, извлекла оттуда несколько крючков и всадила их в мошон­ку; проступили капельки крови. Половые органы она хлестала аккурат­ней. Тут все было на пределе: зацепившись за крючок, ремешок разо­рвал бы кожу. Валери отвернулась, прижалась ко мне.

– Пошли, – умоляюще проговорила она, – пошли, я тебе после объ­ясню.

Мы вернулись в бар; все остальные были настолько поглощены зре­лищем, что не обратили на нас внимания.

– Эту бабу, которая его хлестала, я знаю, – сказала Валери вполголо­са. – Я видела ее всего однажды, но не сомневаюсь, что это она… Это Одри, жена Жана Ива.

Затем мы сразу ушли. В такси Валери неподвижно смотрела в одну точку. В лифте она продолжала молчать. И только закрыв за собой дверь квартиры, обернулась ко мне:

– Мишель… ты находишь, что я несовременна?

– Да нет же! Я и сам этого не переношу.

Палачей я еще хоть как-то могу понять, они мне отвратительны, но я знаю, что существуют люди, которым нравится истязать других; с чем я не в состоянии смириться, так это с поведением жертв. Как че­ловек может дойти до того, чтобы предпочитать страдания радости? Не знаю, таких надо перевоспитывать что ли, любить их, учить на­слаждаться.

Я пожал плечами, показывая тем самым, что это выше моего пони­мания – как в последнее время и все остальное в моей жизни. Человек совершает какие-то поступки, он согласен вынести то-то и то-то… Мож­но ли тут сделать какой-то общий вывод, уловить некий смысл? Я молча стал раздеваться. Валери села на кровать рядом со мной. Я чувствовал, что она напряжена и никак не придет в себя.

– Самое страшное, – продолжила она, – что при этом нет никакого физического контакта. Все в перчатках, все пользуются инструментами. Кожа не соприкасается с кожей, ни поцелуя, ни ласки. На мой взгляд, это противоречит самой природе секса.

Она была права, но приверженцы садомазохизма видят, должно быть, в своих действиях апофеоз секса, его высшее проявление. Каждый заму­рован в собственной скорлупе и наслаждается своей уникальностью; это тоже мировоззрение. Во всяком случае, подобные заведения все больше входили в моду. Я с легкостью допускал, что Маржори с Жеральдиной, например, их посещают, а вот представить себе, как они отдаются, ну и вообще занимаются сексом, не мог.

– Все проще, чем кажется, – произнес я наконец. – Сексуальное вле­чение у людей, которые любят друг друга, – это одно; сексуальность у тех, кто не любит, – это другое. Когда человек не может слиться с дру­гим, ему остаются страдания и жестокость.

Валери прижалась ко мне и прошептала:

– Мы живем в странном мире…

Защищенная от окружающей реальности непомерной занятостью на работе, так что ей едва хватало времени заскочить в магазин, отдох­нуть и начать новый день, она в некотором смысле осталась наивной.

– Мне не нравится мир, в котором мы живем, – добавила она.

6

Наши опросы показали, что потребители ждут от нас трех вещей: безопасности, но­вых эмоций и эстетического наслаждения.

Бернар Гильбо