Платформа

Вечером мы ужинали втроем в марокканском ресторане на улице Дез Эколь. Жан Ив был плохо выбрит, лицо казалось отекшим, он как-то странно покачивал головой. «По-моему, он начал пить, – сказала мне Валери еще в такси. – Он отвратительно провел отпуск с семьей на ост­рове Ре. Поехал на две недели, но сбежал в конце первой. Говорит, что не может больше выносить друзей своей жены».

В самом деле, с ним творилось что-то неладное: он не притронулся к мясу, зато без конца подливал себе вина.

– Сработало, – усмехнулся он сардонически. – Скоро будем грести деньги лопатой! – Он тряхнул головой, опорожнил стакан, потом сму­щенно поправился: – Простите… Я что-то не то болтаю.

Руки его дрожали, он положил их на стол, выждал, дрожь немного унялась. Потом посмотрел Валери прямо в глаза.

– Ты знаешь, что случилось с Марилиз?

– Марилиз Ле-Франсуа? Нет, я ее не видела. Она больна?

– Не больна, хуже. Она провела три дня в больнице, где ее пичкали транквилизаторами, но она не больна. На нее напали и изнасиловали в поезде, когда она возвращалась с работы в прошлую среду.

Через неделю Марилиз вышла на работу. Сразу чувствовалось, что она пережила тяжелейший стресс; в ней появилась какая-то затормо­женность, движения сделались механическими. Она спокойно расска­зывала о том, что с ней случилось, слишком спокойно и потому неесте­ственно, говорила ровным голосом, лицо оставалось бесстрастным и неподвижным; она словно бы машинально повторяла свои показания следователю. Кончив работу в 22 часа 15 минут, она не стала ждать так­си, а села на поезд в 22 часа 21 минуту, решив, что так доберется быст­рее. Народу в вагоне ехало мало. К ней подошли четверо парней и ста­ли говорить оскорбительные вещи. Похожи были на выходцев с Антильских островов. Она попробовала им отвечать, отшучиваться; они ударили ее по лицу так, что она едва не потеряла сознание. Потом двое бросились на нее, повалили на пол. Они насиловали ее грубо, без­жалостно, во все отверстия. Когда она пыталась кричать, снова били по лицу. Это продолжалось долго – поезд проехал несколько станций; лю­ди выходили, пересаживались от греха подальше в другие вагоны. Пар­ни измывались над ней по очереди, смеялись, оскорбляли, называли шлюхой и блядью. Под конец в вагоне не осталось никого, кроме них. Тогда они начали плевать ей в лицо, потом дружно на нее помочились, ногами затолкали ее под скамейку и преспокойно вышли на Лионском вокзале. Две минуты спустя поезд стал заполняться новыми пассажира­ми, они вызвали полицию, та явилась немедленно. Комиссар большого удивления не выразил, сказал даже, что она легко отделалась. Такие отморозки, изнасиловав девушку, зачастую ее и приканчивают, загоняют, например, палку с гвоздями во влагалище или в задний проход. Эта ли­ния железной дороги считается неблагополучной.

Руководство «Авроры» выпустило очередную инструкцию, напоми­нающую сотрудникам о необходимости соблюдать меры предосторож­ности и в случае задержки на работе вызывать такси – расходы компа­ния полностью брала на себя. Охрану помещений и автостоянки усилили.

В тот день Валери поставила свою машину на ремонт, и вечером Жан Ив вызвался ее подвезти. Перед тем как уйти, он посмотрел в окно кабинета на беспорядочно разбросанные дома, торговые центры, транспортные развязки, башни. Далеко на горизонте догорал город­ской закат, окрашенный в неестественные сиреневато-зеленые тона.

– Такое впечатление, – сказал он, – будто мы заперты в этом зда­нии, как сытые лошади в загоне, а вокруг джунгли, где рыщут хищники. Я был однажды в Сан-Паулу, там процесс зашел еще дальше. Это уже не город, а огромная урбанизированная территория: бидонвили, гигант­ские здания офисов, шикарные особняки, охраняемые вооруженными до зубов жандармами. Значительная часть жителей – а их двадцать с лишним миллионов – рождаются, живут и умирают, не покидая преде­лов этой территории. По улицам опасно передвигаться даже в автомо­биле: могут напасть, когда ты остановишься на красный свет, или за то­бой может погнаться вдруг банда на мотоциклах с пулеметами и гранатометами. Люди состоятельные перемещаются почти исключи­тельно на вертолетах; посадочные площадки оборудованы на крышах банков и жилых домов. А все, что ниже, улица – во власти бедноты и гангстеров.

Когда они выехали на Южную автостраду, он тихо прибавил:

– Я вот все думаю, и меня все чаще одолевают сомнения: а тот ли мы строим мир?

Несколько дней спустя они снова возвращались вместе. Остановив ма­шину перед нашим домом на авеню Шуази, Жан Ив закурил, помолчал немного, потом повернулся к Валери:

– Мне очень неприятно, но эта история с Марилиз… Врачи сказали, что она может работать, и правда, в определенном смысле она нормаль­на, припадков у нее нет. Но она совершенно безынициативна, будто па­рализована. Когда нужно принять решение, идет советоваться со мной; если меня нет на месте, может ждать часами и за это время пальцем не пошевельнет. Она же наше лицо, на ней связи с общественностью! Нет, так дело не пойдет.

– Но ты же ее не уволишь?