Платформа

Он попробовал связаться с ними прямо в понедельник утром, и удача ему улыбнулась: Готтфрид Рембке, председатель совета директоров TUI, собирался в начале следующего месяца во Францию; в один из дней своего пребывания в Париже он готов был с ними пообедать. Если бы в оставшееся до встречи время они изложили свой проект письменно, он бы его с удовольствием изучил. Жан-Ив пошел сообщить эту новость Валери: она только рот раскрыла. Годовой оборот TUI составлял двадцать пять миллиардов франков, в три раза больше, чем у “Неккерман”, в шесть раз больше, чем у “Нувель фронтьер”; это был крупнейший в мире туроператор.

Вся неделя ушла на то, чтобы подготовить технико-экономическое обоснование проекта. Значительных капиталовложений он не требовал: обновить кое-что из мебели, отделку помещений изменить, разумеется, полностью, сделать интерьер более “эротичным” – в документах они единодушно решили употреблять термин “галантный туризм”. Но главное, они ожидали существенного сокращения расходов: не нужно организовывать спортивные мероприятия и развлечения для детей; не нужно выплачивать зарплаты дипломированным патронажным сестрам, инструкторам по серфингу, специалистам по икебане, эмали или росписи по шелку. Жан-Ив прикинул бюджет и с удивлением обнаружил, что с учетом амортизации и всего такого годовая себестоимость клубов снижалась на двадцать пять процентов. Он пересчитал трижды, но результат получался один и тот же. Между тем он намеревался повысить тарифы на двадцать пять процентов по сравнению с нормой по данной категории, то есть, грубо говоря, приблизиться к стандартам Club Med. Таким образом, прибыль одним махом возрастала на пятьдесят процентов. “Твой приятель – гений”, – сказал он Валери, когда она заглянула к нему в кабинет.

В “Авроре” все последнее время ощущалась нервозность. Побоища вроде субботнего случались в Эври не впервые, но итог – семеро убитых – всех ошеломил. Многие сотрудники, особенно те, кто работал в фирме с самого ее основания, жили по соседству. Для них одновременно с возведением офиса были сооружены многоквартирные дома; потом некоторые взяли ссуды и построили себе виллы.

– Мне жаль этих людей, – сказала Валери, – искренне жаль. Они все мечтают поселиться на старости лет в каком-нибудь тихом провинциальном городке, но пока не могут это сделать, их пенсия от этого слишком уменьшится. Я говорила, например, с телефонисткой: ей осталось работать три года; она хотела бы купить дом в Дордони, откуда сама родом. Но там сейчас вовсю селятся англичане, и потому цены даже на самую жалкую лачугу выросли баснословно. Здесь же цена ее дома рухнула в один день: все узнали, что это опасное предместье; больше чем за треть стоимости дом не продать. Еще меня поразили секретарши на третьем этаже. Я зашла к ним в половине шестого напечатать одну бумагу; они все что-то искали в интернете: оказалось, делают покупки, по магазинам они не ходят. С работы – прямиком домой, запираются и ждут, когда им доставят заказ.

В последующие недели психоз не ослаб и даже продолжал нарастать. Пресса только и твердила что о зарезанных преподавателях, изнасилованных учительницах, пожарных машинах, взорванных бутылками с “коктейлем Молотова”, инвалидах, выброшенных в окно электрички из-за того, что косо взглянули на главаря банды. Газета “Фигаро” с наслаждением нагнетала обстановку; почитать ее, так создавалось впечатление, что мы на пороге гражданской войны. Понятно, начиналась предвыборная кампания; если Лионеля Жоспена и было в чем упрекнуть, то как раз в нерешенной проблеме безопасности. Впрочем, было маловероятно, чтобы французы снова проголосовали за Жака Ширака: он выглядел таким кретином, что одним своим видом наносил урон престижу страны. Когда этот глуповатый детина, заложив руки за спину, посещал сельскохозяйственную выставку или присутствовал на встрече глав государств, на него было больно смотреть, всем сразу становилось неловко. Левое правительство, явно неспособное остановить рост насилия, держалось хорошо: проявляло скромность, соглашалось, что статистика печальна, даже угрожающа, призывало не использовать ее в политических целях, напоминая, что и правые в свое время успехов на этом поприще не добились. Только однажды у них вышел срыв: некто Жак Аттали опубликовал дурацкую статью, где утверждал, что бесчинства молодежи в пригородах есть в действительности “крик о помощи”; что витрины в торговом комплексе Ле-Аль и на Елисейских полях “в глазах неимущих выглядят непристойно”. Не следовало, мол, забывать и о том, что население предместий – это “пестрая мозаика народов и рас, которые привезли с собой свои традиции и верования, чтобы переплавить их в новую культуру и воссоздать искусство жить сообща”. Валери посмотрела на меня с удивлением: впервые я рассмеялся, читая журнал “Экспресс”.

– Если Жоспен хочет, чтоб его избрали, – сказал я, протягивая ей статью, – ему следует заткнуть этому писаке рот до второго тура.

– Я смотрю, ты становишься стратегом…