Платина и шоколад

— Пошёл ты! — тихий голос почти неузнаваем. Дрожит и дёргается так, будто собственный язык жжёт её. — Не думай, что ты имеешь хотя бы... к чему-то из этого отношение!

А слова раскалёнными печатями влетают в мозг Драко, оставаясь внутри.

Наверное, навсегда.

Это немного отрезвляет, и он на миг угрожающе сжимает подлокотники кресла, но в следующую секунду подаётся назад, замечая, что Грейнджер делает судорожный вдох, стоит ему покинуть её личное пространство. Словно сожалея.

И снова вспышка перед глазами, преследующая его целый вечер: она, зарывающаяся в волосы когтевранца руками, открывающая рот навстречу его губам.

Малфой бросает на неё быстрый взгляд, поднимается на ноги, отходит на несколько шагов и упирается бедром в край стола, удерживая на лице безразличное выражение. Что было довольно тяжело, если учесть, что он только что делал с ней, сжавшейся в своём кресле.

— Я запретил тебе общаться с ним.

Гермиона подняла брови, постепенно возвращаясь из разгоряченной девушки в гриффиндорскую гордячку.

— Я не твоя собственность.

Надо же, как разительно быстро поменялся голос. Он сжал зубы, чувствуя уверенный толчок раздражения в груди. Немного наклонился, сверля её взглядом.

— Мне кажется, ты чего-то не поняла, Грейнджер. Я запретил. Тебе. Общаться с ним.

— Ты и личную жизнь мою собрался обустраивать? — бросила Гермиона ему в лицо, окончательно приходя в себя.

— Что ты несёшь? Я не собираюсь пачкаться о твою личную грёбаную жизнь.

Конечно, Мерлин, он не собирается!

— Тогда объясни мне, почему тебя волнует… — она осеклась, не решаясь произнести слишком не те слова для её губ. — О ком я...

Трусиха. Слизеринец зло усмехнулся.

— Я знаю о ком, Грейнджер. Часто кончаешь, воображая себя со мной?

Она открыла рот.

Потом закрыла его, не найдя, видимо, достойного ответа. Только залилась таким румянцем, что пятнышко на скуле практически слилось с ним. Малфою это понравилось.

— Что ты сейчас представляла? Мою руку там или мой язык? — он поднял ладонь, которой несколько минут назад ласкал её и медленно, не отрывая глаз от её лица, облизал подушечки пальцев, наслаждаясь тем, как она съедает невесомые влажные движения взглядом. — Признайся, ты хочешь, чтобы я задрал твою юбку, раздвинул тебе ноги и лизал, прямо через трусы, пока ты не...

— Заткнись, Малфой! Просто заткнись!

Щёки грязнокровки вспыхнули ещё ярче, а ладони судорожно прижались к ушам.

— Если бы не моя рука, ты бы трахала себя сейчас сама. Пальцами. Мечтая обо мне. Вспоминая, как дрочила мне. Еще бы чуть-чуть, Грейнджер, и ты бы встала тогда передо мной на колени. Знаешь, что было бы дальше? Сказать тебе? Ты это себе представляла. Как ты сосёшь у меня.

— Заткнись, к чёртовой матери!

Она вскочила на ноги, не скрывая тяжёлого дыхания, сверля его таким взглядом, что Драко почти ощутил его копошение в голове. Её глаза безотчётно стрельнули вниз, на его пах.

Малфой даже не подумал скрывать собственное возбуждение.

Пусть смотрит.

Но через секунду она уже отдёрнула от него своё внимание, лихорадочный взгляд переместился на учебник, оставшийся на столе, а дрожащие руки принялись собирать рассыпанные по столешнице пергаменты. Грейнджер лихорадочно оглядывалась в поисках сумки, которая валялась за креслом.

Драко наблюдал за её молчаливой паникой, по прежнему сложив на груди руки. Перебарывая раздражение и... ещё что-то. Глубоко внутри. А затем услышал свой собственный вопрос:

— Зачем ты сделала это?

— Сделала что? — рявкнула она, яростно шипя: один пергамент упал на пол.

— Сегодня. В Хогсмиде. Чуть не сожрала его за столиком в кафе. На моих… на наших глазах.

— Не твоё дело, — поднятый лист полетел на стол. — Прекрати, Малфой.

— Специально, да? — он не мог остановить взгляд, который бегал по ней, будто пытаясь уличить во лжи. В правде. Да хотя бы в чём-нибудь, Салазар её дери.

— Нет. Хотелось, ясно? Я хотела поцеловать его, — кинулась к своей сумке, швырнула её на стол и сгребла пергаменты, засовывая их внутрь. Бумага мялась и хрустела. Грейнджер зарычала, всплёскивая руками. Резко поворачиваясь к нему. Малфой сверлил её напряжённым взглядом. — Уясни уже своей головой, что мир не крутится вокруг таких, как ты.

— Вокруг грязнокровок, значит, крутится, — прорычал он, на что она только фыркнула, кривя губы. Совсем как он.

Совсем, блять, как он.

— Ты сам это сказал. Никто за язык не тянул.

О, твой язык, Грейнджер. Твой грязный язык. Который годится лишь для того, чтобы облизывать мой член. Только мой, запомни это. Да, я бы с удовольствием трахнул тебя в рот. Чтобы слышать, как ты будешь давиться и стонать. От ощущения меня у себя в глотке.

И снова эта осада мыслей, от которой стоять на месте, чувствуя её запах, оказалось довольно сложно.

— Правильно, лучше помолчи немного. И подумай, что за бред ты говоришь.

Знала бы ты, грязнокровка. Как громко я молчу.

— Я хочу, чтобы ты держалась от этого патлатого кретина подальше, ясно? — произнёс Малфой, пытаясь навести порядок в пульсирующих мозгах.

— Поздно.