Платина и шоколад

Животная пульсация уничтожает самоконтроль, как жрущий бумагу огонь. С каждой секундой желание Малфоя добраться до постели меркнет. И на этот раз виной тому губы. Её губы скользят по шее, впиваясь, кусая, и перед глазами разрываются круги, такие же влажные, как касания её языка вперемежку с посасыванием и отчаянными укусами.

— Иди… иди сюда… — выдохом.

Не узнавая свой голос. К чёрту.

Он сжимает её бёдра и поднимает лёгкое тело вверх, заставляя по инерции обхватить себя ногами за талию. Прижаться к напряжённому до предела члену, и в глазах мутнеет. От тесного контакта, от снова-её-стона, который уничтожает в нём всё человеческое, оставляя только животного. Голодного. Готового сожрать её, как сырой кусок мяса.

Он с силой припечатывается лопатками к каменной стене, не вписавшись в проём арки. Грейнджер смеётся. Он чувствует её быстрое дыхание воспалённой кожей шеи, возбуждённый до абсолютного края всего за несколько минут.

— Не урони… — еле слышный шёпот, почти прямо на ухо, когда он делает шаг к лестнице.

Ступеньки.

Блять, ступеньки. А одна её рука уже нырнула под свитер и судорожно впивается пальцами в раскалённую кожу напряжённого живота. Это крайне мешает осознать, что сейчас нужно подниматься наверх, а не снова привалиться к стене, чтобы запустить язык в горящее и влажное горло девушки. Сжимать ладонями маленькие ягодицы, проникая пальцами одной руки за границу оттопыренных сзади джинсов, чувствуя тёплую выемку, от которой едва ли не окончательно срывает крышу. А она, как заведённая, начинает тереться о его член, напряжённый, каменный. Вот-вот пропалит ткань.

Скользящее движение вверх — и ноги плотнее обхватывают его талию.

Резкое движение вниз, выгибая спину и прижимаясь грудью к его груди. И снова — вверх…

Уходит меньше секунды времени для того, чтобы оттолкнуться от стены и взлететь вверх по ступенькам. Чувствуя, что ещё немного, и он просто спустит в штаны от этого сумасшедшего трения и звуков, которые издавала Грейнджер ему в ухо. Никогда в жизни. Никогда в своей ёбано-грёбаной жизни он не слышал таких потрясающе красивых звуков. Стоны, шёпот, а иногда — рваные всхлипы. Видимо, когда она особенно ощутимо прижималась к нему. Так, что он задевал её промежность.

Пока Малфой трясущейся рукой открывал дверь, гриффиндорка в его руках изогнулась, стаскивая с себя свитер. Отшвыривая прямо на пол.

Боже. Если бы ты дал мне хоть немного терпения. Я бы любовался на это вечно.

Она раздевается для меня.

Остаётся в одном лифчике на тонких бретельках.

И прямо перед глазами грудь, в которую он тут же въедается ртом. Ему нужно. Нужно чувствовать эту кожу. Яростно прикусывать границу ткани, оттягивая материю зубами, пока тонкие руки жадно зарываются в его волосы, прижимая к себе, а припухшие губы снова шепчут, сводя с ума. Какую-то горячую белиберду, бред прямо на ухо, пока он делает несколько торопливых шагов к кровати; пока почти падает на неё, упираясь в матрас коленом, опуская Грейнджер, торопливо сдёргивая с постели свободной рукой зелёное покрывало.

— Пожалуйста… ты здесь… боже, так хорошо…

А потом она задыхается, потому что Драко расстёгивает и срывает с неё бюстгальтер, а зубы сжимают напряжённый сосок, хотя, видит Мерлин, он бы слушал эти выдохи бесконечно. От одного только её “пожалуйста” он готов был кончить. Прямо сейчас.

Она хнычет, вцепившись пальцами в простыню и выгибаясь так, что спина тут же поднимается над постелью. А Малфой жадно наблюдает за ней, скользя открытым ртом по узким рёбрам, обжигая губы о горячую кожу, которая с каждым рваным вдохом натягивается на дрожащем теле. Недоумевая, как он вообще мог без этого?

Как он терпел кого-то другого в своей постели? И что это были за почти-фригидные трахи с большей частью хорошеньких девушек школы. Для чего? Чтобы понять, насколько прав сейчас стучащий в ушах вместе с разогнавшимся пульсом внутренний голос:

“Ты нужна мне. Ты нужна мне. Нужна”.

— Моя девочка, — хрип касается её пупка, от чего живот тут же втягивается. А через секунду пальцы судорожно дёргают Драко за свитер.

— Сними… — у неё срывается голос, а руки уже тянут наверх, стаскивая попутно колючую ткань.

И он тоже слегка выгибает позвоночник, чтобы облегчить эту задачу. И следующую — когда пальцы хватаются за ремень его брюк, а затем, словно передумав, скользят по ткани вниз, прижимаясь к бугру под плотной материей. И низкий, тяжёлый стон заставляет её прикусить губу, поднимая горящие глаза, вглядываясь в лицо Малфоя.

Он сухо сглатывает, цепляясь за этот взгляд, стискивая её тазовые косточки руками так, что назавтра точно останутся отметины. А потом пальцы начинают лихорадочно расстёгивать ремень синхронно с его собственными пальцами, которые уже ловко стаскивают с Грейнджер джинсы.

Чувство, которое прошивает всё существо, когда два обнажённых тела соприкоснулись, переворачивает в Малфое всё. Прошивает алой, горящей нитью. Грубыми стежками.

И оба замирают на мгновение, глядя друг другу в глаза.