Платина и шоколад

Так близко, что смешивается дыхание. Так глубоко, что можно задохнуться от катастрофического желания. Драко слышит собственное звериное рычание, когда чувствует скользящую под ладонью кожу; когда ведёт рукой по её бедру, вверх и немного вбок. Жадно глядя, как дрожат тёмные ресницы, когда ладонь касается влажного тепла, а Грейнджер снова тихо всхлипывает, выгибаясь навстречу прикосновению.

Мокрая. Такая мокрая, что два пальца сразу без труда скользят внутрь, заставляя её дёрнуться, снова вцепившись в простынь и резко рванув материю на себя.

— Ещё.

Короткая приказ-просьба-мольба срывается с искусанных губ.

Он снова рычит, наклоняясь, всасывая в себя кожу её плеча, двигая пальцами сильнее и резче.

— Ох… ещё! Да, да, так… Боже…

Горячие, тугие стенки под подушечками напряжены до предела, как и он сам, как и воздух, пропитавший Башню. Дыхание такое тяжёлое, что лёгкие вот-вот откажут. Смотреть на неё, до крови из глаз.

Вздрагивающую и движущуюся в такт его руке так нужно, что это почти одержимость. Как вздрагивает её грудь. Как безостановочно движется упругое горло под тонкой кожей шеи.

И стоны. Господи, как она стонала.

— Драко…

Бах. Сердце остановилось бы, если бы не разрывалось от лихорадочных ударов.

— Драко… кажется, я сейчас…

Твою мать.

Живот свело, когда пальцы с хлюпающим звуком выскользнули из неё. Огромные глаза распахиваются, глядя разочарованно, с отчаянной, яростной просьбой. Бёдра напрягаются в попытке сжаться, потереться друг о друга, но трутся только о бока Малфоя. Так, что он тут же слышит свой прерывающийся от сдерживаемого желания голос:

— Сейчас. Господи, сейчас.

И в следующий миг впивается в дрожащие губы, одновременно с тем, как член резким толчком входит в неё, узкую, тугую, сразу на всю длину так, что Грейнджер отчаянно мычит в неразорванный поцелуй, а Драко замирает. Отчаянно стараясь не шевелиться, чувствуя, как горячие волны одна за одной бьют в низ живота синхронно с тем, как судорожно и сильно сокращаются мышцы Гермионы вокруг него.

А она продолжает выстанывать что-то в его рот, выгибаясь, как ненормальная. Кончая, как ненормальная. Впиваясь в его спину, как ненормальная. И желанная боль от впившихся острых коротких ноготков подталкивает его к той черте… когда нужно сильно зажмуриться, чувствуя, как кожа яростно истекает скользким потом. Застыть и не шевелиться, иначе…

Нет. Ещё немного. Продержись ещё немного.

И немного — получается.

Первый толчок он делает, когда встречается с ошалевшим взглядом почти чёрных сейчас глаз. Второй она встречает резким выдохом, моргая. Всё ещё не пришла в себя после первого оргазма. Третий — глухо мычит, потому что Драко закидывает одну её ногу на свой согнутый локоть так, что угол проникновения меняется. Четвёртый — трясущиеся руки выпускают из судорожного объятья мокрую спину и обхватывают его лицо, глядя прямо в глаза. И он тонет.

Его больше нет.

Только лихорадочные поступательные, такие глубокие, что кажется, будто вот-вот он войдёт в самую душу. Пройдёт насквозь. Потому что это слишком хорошо для просто-секса.

Он впервые в жизни занимался любовью. Видит Мерлин, он чувствует разницу.

И это… неимоверно, невыносимо, это невозможно, и она такая красивая, такая охуительно красивая, когда смотрит, не отрываясь, сцеловывает капли пота с его лица, такая… такая…

— Грейнджер…

И он не улавливает, что произносят её губы.

Что-то очень-очень важное. Что-то пожалуйста-вспомни-что-ты-слышал, потому что это невероятно нужно. И именно это бросает его за черту.

Вышвыривает за границу, и он кончает так сильно, что исчезает всё вокруг. Исчезает даже он сам. Исчезает в ней. Изливаясь, судорожно двигаясь, теряя ритм во вновь сокращающихся мышцах, исходящих палящей влагой.

Судорога за судорогой. До последней капли. До последнего рывка. Он в ней. А её пальцы всё ещё обхватывают его лицо. И когда в ушах прекращает эхом отбиваться это имя, он понимает, что выкрикивал его вслух. И, вздрогнув в последний раз, заставляет себя прийти в себя. Только для того, чтобы не раздавить девушку, затихшую под ним. Но ни черта не получается, руки подгибаются, и всё, на что хватает Драко — тяжело откатиться вбок, задыхаясь куда-то Грейнджер в висок с налипшими на него влажными волосами.

И непонятно лишь одно — сколько времени проходит в тишине.

После того, как дыхание немного успокоилось, а руки лениво натянули на них обоих зелёно-серебряное одеяло.

Блаженная гудящая пустота в голове. Прижимающееся к боку тело. Драко даже не заметил, как обнял её. Как начал перебирать густые волосы. Как она уткнулась носом в его ключицу.

Он не хочет этого замечать.

Ему достаточно чувствовать.

Грейнджер медленно погружается в сон, а Малфой пытается понять, почему он позволяет ей остаться в своей постели.

Почему он хочет, чтобы она осталась.

* * *

Наверное, это было немного нечестно — оставить её спящей в своей спальне. Но ему слишком хотелось, чтобы простынь сильнее пропиталась запахом корицы и молока, который всегда заставлял его дышать глубже.

Даже больше того.