Плато Дьявола

Морвуд приблизился к трехэтажному центральному корпусу и вошел через главную дверь. Отметившись на входе, он обменялся дежурными любезностями с ночным охранником и в размеренном темпе зашагал к лифтам. Двери открылись, Морвуд зашел в кабину, но, вместо того чтобы подняться на второй этаж, где находился его кабинет, нажал на кнопку с буквой Б и приготовился к долгой поездке — лифт, как всегда, не спешил.

Но по крайней мере, за время спуска Морвуд успел перевести дыхание, насколько это было возможно для него. Как и следовало ожидать, в столь поздний час в подземном ярусе стояла тишина. Морвуд повернул налево. Коридор был освещен тускло, потому что половина потолочных светильников автоматически отключалась после десяти. Путь Морвуда лежал в лабораторию. Двадцать шагов — это расстояние помимо его воли давно и прочно врезалось в память.

Единственным преимуществом вынужденного сидячего образа жизни стало то, что у Морвуда появилась бездна времени для его любимого увлечения — истории. И особенно американской военной истории. На протяжении нескольких лет он читал запоем и погрузился в тему с головой. Мог конкретно объяснить (с точностью до полка, эскадрильи, а иногда даже роты), из-за чего изменился ход битвы в таких разных сражениях, как при Банкер-хилле, Геттисберге или у атолла Мидуэй. Но от природы Морвуд был человеком закрытым и редко демонстрировал свои познания. Особенно его интересовали технические аспекты войны и то, как изобретения вроде нарезного ствола и бомбового прицела Нордена вносили не меньший вклад в победы, чем храбрость или стратегия.

Дойдя до двери лаборатории и убедившись, что никто его не видит, он сделал несколько глубоких вдохов. Его любительское призвание иногда помогало при расследованиях. Когда Морвуд ночью не мог уснуть и прокручивал в голове подробности Фермопильского сражения или Первой мировой войны, в гибельном хаосе он неоднократно обнаруживал то, что позволяло взглянуть на какое-нибудь трудное дело под новым углом. Морвуд записывал свои мысли в блокнот и на следующий день, придя на службу, проверял новую версию. Чаще всего его идеи никуда не вели, но время от времени они запускали в голове эффект домино.

Вот и этим вечером Морвуду пришла в голову подобная мысль, и он, как всегда, записал детали. Однако ложиться не стал: решил, что это озарение до утра ждать не может.

Он нажал на кнопки, и дверь лаборатории с шипением открылась. Внутри, конечно, царила тьма: светилась только красная табличка «Выход». Морвуд вошел и нащупал ряд выключателей. Вдоль обеих длинных стен беспорядочно громоздились неоткрытые коробки, которым позволил накопиться Лэтроп. Из-за них не было видно входа в главную лабораторию за углом налево. А еще здесь отвратительно пахло. Во всех криминалистических лабораториях в большей или меньшей степени пахнет химикалиями и разложением, но такого смрада Морвуд не помнил: как будто сгнило что-то съедобное, похожее на ливерную колбасу, и это, учитывая обстоятельства, вызывало тошноту. Морвуд понял, почему Кори так не нравится работать с Лэтропом: мало того что он старый брюзга, так еще и ужасно запустил свою лабораторию. Морвуд решил, что утром отправит Лэтропу соответствующее напоминание в тактичных выражениях.

Обходя штабеля коробок, он направился к повороту. Впереди различил в густой тени кнопки, включающие свет в лаборатории. Подумав о Кори, Морвуд невольно улыбнулся. Она обладает особой смелостью: не усвоенной, не показной, а природной. У нее врожденный инстинкт бойца, а это…

Вдруг Морвуд краем глаза заметил, как в темноте мелькнуло что-то серое. Движение было таким быстрым, что даже в этом безопасном месте все инстинкты Морвуда просигнализировали об опасности. Он стал оборачиваться, но тут стремительная рука поднырнула ему под мышку, а потом надавила на затылок. Прием «одиночный Нельсон», и хватка у противника железная. Морвуд открыл рот, чтобы закричать, и, уронив коробку, вскинул локоть, намереваясь ударить им напавшего, но тот предвидел атаку и мощным толчком прижал Морвуда к металлической полке. У того вышибло дух, и он вдруг почувствовал жжение — в верхнюю часть шеи вонзилась игла. Крепкая хватка резко исчезла, и Морвуд очутился на свободе. Переведя дух, он развернулся, чтобы броситься на неизвестного. Но по позвоночнику, а оттуда по рукам и ногам моментально разлилась непривычная слабость. Мышцы обмякли, а потом с пугающей внезапностью перестали подчиняться мозгу. Подогнулись ноги, и Морвуд рухнул на пол; он даже не смог повернуть шею, чтобы не удариться головой о бетон.