Плато

Деревянный, обложенный в один ряд кирпичом дом господина Шмидта отступал от улицы в тень огромных, с узловатой корой кленов, на которых почки уже готовились взорваться вырезными беззащитными листьями. В сумерках угадывался и цвет кирпича - такой же темно-вишневый, словно покрытый легкой копотью, как повсеместно в Английском квартале, где в те годы приобретали незамысловатое, но добротное жилье семейные бухгалтеры и страховые агенты, и всякую субботу на крылечках появлялась пухлая бесплатная газета "Наблюдатель" с рекламами автопокрышек и бензиновых газонокосилок. В былые времена, не без грусти повествовал господин Шмидт, ставили на крылечко и бутылки с молоком, забирая оставляемую с вечера мелочь, и молодежи не приходилось приковывать велосипедов к деревьям патентованным замками. Из открытой двери гаража торчало никелированное рыло небольшого, с намеком на спортивность, голубого автомобиля. Занавески такого же цвета кокетливо просвечивали на окне. Снег давно растаял, остались только смерзшиеся проплешины в уголках газонов да на задних дворах. Я и сам без памяти люблю это время года, закрываешь глаза - и будто не было последних двадцати лета, будто снова бредешь в пальтеце на рыбьем меху, мучаясь то ли безденежьем, то ли несчастной любовью, а то - беспокоишься, примут ли на будущий год в университет, и не зря ли родители отдают добрую половину зарплаты идиотам-репетиторам. Страдаешь, одним словом, только под всеми этими волнениями основательнейшая, самому тебе неведомая подкладка. Называется она: счастьем, и ты, глупый юноша, будешь жарко протестовать, коли скажет тебе об этом кто-нибудь старый, сорокалетний, с начинающими обвисать щеками и неопрятной щетиной.

- Ах, молодой человек, - господин Шмидт в бархатном малиновом пиджаке и расстегнутой белой рубахе застыл, сжимая бутылку орехового ликера, над тяжелым восьмиугольным стаканом с двумя кубиками льда, - мне бы сейчас ваши страдания, вы уж простите старика. Все у вас образуется, поверьте. Знаете, как нас в свое время доставляли в Аркадию? В пароходном трюме, вот именно. А потом - на берег, и ни копейки, крутись, как знаешь. Семью оставили? Не беда, рано или поздно они к вам выберутся. По крайности, живы-здоровы, не в лагере и уж тем более не в могиле.

Гость поднял на него вопросительный взгляд.

- Ни одного, молодой человек, - сказал Василий Львович, - дядьев с тетками расстреляли, где их дети теперь - понятия не имею.

- Представляю, как вы ненавидите утопистов, - Гость пригубил ликера.

- Нет-нет, зачем же? Затяжная ненависть - бесплоднейшее из чувств! Я работаю, вырастил двоих детей, теперь вот дожидаюсь пенсии. Путешествую. Многие обвиняют наш журнал в разжигании ненависти. А мы просто просвещаем несчастный, забитый народ. Уж как он распорядится полученными знаниями - это его дело. Вы кушайте бананы, не стесняйтесь, - добавил он, - почему-то все приезжие из Отечества на них помешаны., хотя есть в Аркадии фрукты и повкуснее.

"И это я отдам своему Татаринову, - весело подумал Гость, - за низкий столик его усажу, и заставлю пить ореховый ликер, который с первого глотка кажется неземным, а потом начинает напоминать детскую карамель в липкой обертке..."

- Мы жили в одном из тихих столичных переулков, - начал он, - сейчас их мало осталось - старые дома снесли, заменив их кондоминиумами и квартирами для утопистской бюрократии. Родители зарабатывали мало. Никакого набоковского детства с английскими мячами и клюшками для гольфа у меня не было и быть не могло. Однако детство есть детство. Кроме апельсинов и бананов, никакой другой экзотики не продавалось - вот ответ на ваш вопрос, Василий Львович, с каким-нибудь манго у апатридов не связано никаких воспоминаний, а сама по себе экзотика стоит недорого, воспоминание куда важнее.. Иногда бананы уценяли и мать покупала сразу целую увесистую сетку - ешь, не хочу. С тех пор я их и помню. Чернеющие бананы, на которых уже треснула шкурка, обнажив рыхлую мякоть.

- Что значит помните? - осведомился Василий Львович.

- Их потом практически перестали импортировать, - засмеялся Гость, - как и многое другое.

- Значит, Аркадия стала для вас возвращением к детству? - резюмировал господин Шмидт. - Здесь, разумеется, нет недостатка в уцененных бананах. Позвольте мне налить вам водки. У меня она существенно лучше, чем в аркадских домах, где ее либо мешают со всякой дрянью, либо, если уж пьют чистую, то бессовестно перемораживают. Пейте. Кстати, вы так и не успели рассказать мне о вашем знакомстве с Хозяином.

Ах, как вздрогнул Гость от настойчивого любопытства господина Шмидта.

- Разве у него есть секреты? - он поставил вторую стопку водки на матовую поверхность журнального столика. - Если нет, то я не сумею вам рассказать ничего нового, а если есть - то вряд ли я имею право говорить о них. Да и что я могу вам сообщить, кроме сведений семилетней давности?

- Помилуйте, - застеснялся господин Шмидт, - я не думал вас допрашивать. Однако про вашего друга ходят неблагоприятные слухи, и я рад был бы лишней возможности их рассеять.