Платон, Плотин и Баламут. О фантастике, кино и не только

– Читатель видит то, что он прочитал в свете контекстов, которые считает «адекватными» тексту. Эта интерполяция особенно важна в области секса. Здесь писатель не может использовать нейтральные методы описания, которые можно было бы прочитать без оценки. Какой-то мелочи, может быть, вполне достаточно, чтобы дать ощущение сексуального подтекста. Портрет Жана-Жак Лекё показывает даму в платье с глубоким вырезом. На одной ее полуобнаженной груди сидит муха. Эта черная муха, неподвижно сидящая на женской груди, беспокоит нас, хотя мы не можем утверждать, что это неприлично, например, для кухни – летать мухе или сидеть на груди. Так что же происходит со зрителем? Если бы это была фотография, то можно было предположить, что ее присутствие – чистая случайность. Однако мы знаем, что портрет был написан художником, и он явно намеренно поместил муху на грудь. И это осознание нас немного шокирует. Муха означает «неприлично», хотя нам было бы трудно точно определить смысл этой «непристойности».

В рамках литературы многие произведения могут служить отправной точкой неприличных ситуаций, хотя авторы не имели в виду такой вещи. Некоторые библейские отрывки, например, или даже, если мы достаточно усердно посмотрим, детские сказки, ряд которых мы можем определить как внешне закодированную садистскую и эротическую литературу.

Это крайние случаи, и очень многое зависит от личной реакции читателя. Некоторые люди могут даже получать сексуальное возбуждение от зонтика, так что мы можем признать, что неизбежно все суждения в этой области относительны…

Читатель, неподготовленный в таких вопросах легче всего замечает описания, имеющих явно локальный характер. Он сразу заметит, что «Любовник леди Чаттерлей» показывает ей свои возбужденные гениталии. Он также может видеть, что мужчина совершил содомию с дамой. Но он вряд ли заметит, что этот роман в целом имеет определенное культурное значение, поскольку борется с определенными социальными табу, Читатель может довольно легко понять сексуальные детали, но ему может быть намного труднее увидеть единство всего текста.

Однако есть и другие произведения, которые читатель не может понять ни целиком, ни как культурно значимые единства, потому что они написаны только как заменяющие удовлетворение желания. Нам не всегда легко различать эти два типа (мой перевод).

Последняя часть данного пассажа в «Философии случая» изложена по-другому, а упоминания Жана-Жака Лекё я там вообще не нашел: