— Вот я и говорю... в голове не укладывается, а язык не поворачивается... Был солдат как солдат, а сегодня повели мыть роту в баню, а он уже не солдат, а барышня, баба. Мужское достоинство отсутствует напрочь!
— А что имеется в наличии?
Женское достоинство, товарищ полковник. Грудь второго размера, так сказать, все детородные органы, и все остальное, как полагается, ну и добавьте сюда соответствующие пропорции тела и сопрано.
— То есть солдат срочной службы превратился в женщину?
— Так точно!
— В красивую или так себе?
— Очень даже ничего.
— Тебе рассказывали или ты сам видел?
— И то и другое: и рассказывали, и сам видел. Полковник подошел к Ювачеву и посмотрел в глаза.
В упор. Адъютант вытянулся по струнке. Полковник почувствовал, как эту струну кто-то натягивает все сильнее и сильнее, и она звучит все выше и выше. Шея лейтенанта от страха покрылась гусиной кожей и мгновенно покраснела.
«Испугался не на шутку. Не врет», — подумал про себя полковник.
— В молодую или зрелого возраста? — спросил Кинчин.
— В молодуху!
— Может быть, ты это в переносном смысле? Был мужественный, храбрый солдат, а теперь трусит и все в таком духе?
— Никак нет! В прямом смысле!
— Дурак, пошел вон отсюда! Нашел, кого разыгрывать!
— Хотите побожусь! Ох, грех на душу беру! Христом богом клянусь, что в пятой роте рядовой Лебедушкин, бритый наголо, превратился в красивую девушку лет девятнадцати с прической. Вот вам крест! — почти закричал Ювачев и перекрестился.
— Где?
— Кто где, товарищ полковник?
— Девушка!
— За дверью ждет.
— Валяй!
Ювачев ушел и вернулся уже в качестве конвойного маленькой, хрупкой, коротко стриженной девушки, нет, скорее, девочки восемнадцати лет. Солдатская гимнастерка была ей велика настолько, что рукава свисали почти до колен, а рук не было видно. Брюки висели складками и пузырились. При ходьбе она слегка волочила ноги, чтобы не потерять сапоги. Девочка посмотрела в глаза полковнику. Полковник давно не видел таких сияющих и счастливых глаз.
— Товарищ полковник, — вдруг закричала девушка в полный голос, вытянув руки по швам, — рядовой Лебедушкин по вашему приказанию прибыл!
— Не тот ли это рядовой Лебедушкин, который кинул из траншеи боевую гранату аж на восемь метров и чуть не погубил все отделение, чем и прославился? — спросил полковник адъютанта.
— Так точно, товарищ полковник.
— Похож, — сказал полковник и вдруг перешел на шепот. — Лебедушкин, это ты?
— Так точно, товарищ полковник, — на этот раз совершено спокойно протянула девушка тонким, высоким голосом, — это я.
— Чей ты?
— Пятая рота.
— Багаева ко мне! — приказал Кинчин.
— За дверью ждет, — отрапортовал Ювачев.
Адъютант вышел и вернулся вместе с командиром
пятой роты капитаном Багаевым, худощавым высоким офицером лет тридцати трех. Багаев был из тех, кто пришел в армию для того, чтобы стать генералом. Но ему отчаянно не везло, и понять причину этого невезения было невозможно. Полковник уже дважды задерживал Багаеву очередное звание. То драка, то неуставные отношения в вверенном подразделении. А теперь вот еще одно чрезвычайное происшествие: солдат стал бабой!
— Капитан Багаев по вашему приказанию прибыл, — четко, красиво, по-военному отрапортовал Багаев.
— Твой боец? — спросил полковник, взял девочку за плечо и развернул, так, чтобы Багаев увидел ее красивое лицо.
— Так точно, товарищ полковник.
— Говори, не молчи! Спасай шкуру!
— Вот что стало с бойцом, вернее, то, что от бойца осталось, — спокойно сказал капитан. Для Багаева самым важным было дать понять полковнику, что он не боится командира части. Эта невозмутимость была продолжением надменности, с которой Багаев общался с людьми, иногда скрывая ее, иногда перекрашивая.
— И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание, капитан?
— Так точно.
— Все у тебя, Багаев, не слава богу. Когда призван на воинскую службу? — обратился полковник к девушке.
— Весной этого года.
— Откуда?
— Из Москвы. Сокольнический военный комиссариат.
— Сам забирал из призывного пункта. Был парень, — сказал Багаев.
— А мне собирались дать дивизию... Не видать мне генеральских погон, как своих ушей, — тяжело вздохнул полковник.
— Во вверенной мне роте нарушений устава не было. Призывник прошел две медицинские комиссии, имеется медкарта, — флегматично заметил капитан.
— Начальника медсанчасти! — почти закричал полковник.
— За дверью. Ждет. Одну секунду, — попросил адъютант.
Ювачев опять вышел и вернулся с начальником медсанчасти капитаном Морозовым. Морозов — полный, рано полысевший молодой офицер — понимал, что является участником выдающихся событий. Его лицо выражало некоторое воодушевление. Он осознавал, что чрезвычайное происшествие касалось его медицинской службы самым непосредственным образом. Командира части боялись все, и Морозову было страшно. И еще Морозову хотелось выслужиться и найти какое-нибудь блистательное разрешение проблемы, и такой шанс ему подарила судьба.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — отрапортовал Морозов, как на параде.
— Ты уверен, что это наш солдат, а не приблудившаяся из окрестных мест овца? — спросил полковник.