Платонов тупик

— Не понимаю, — говорил учитель. — Как можно не любить химию? Такой интересный предмет! Даже если отбросить его интересность — он просто самый необходимый: это наука настоящего, а еще больше — будущего. Вы посмотрите, уже сейчас мы шага не можем сделать без химии! Одежда — химия: материал, пуговицы, резинки, мех. А дома, в быту? Вы загляните в кладовку, где мать держит разные моющие средства. Сколько там коробок, бутылок, банок! Все это надо знать хотя бы для того, чтобы уметь правильно ими пользоваться. А в будущем? В будущем химия нас будет кормить. Нет, Чижиков, не едиными стихами мир живет. Да, кстати, насколько я знаю, писатели никогда не отрицали ни науки, ни труда в других областях общественной жизни. Все они имели специальности: Лермонтов и Толстой — были военными, Чехов, Булгаков, Даль — врачи, кто-то инженер-строитель, кто-то учитель.

— А Пушкин? — подбросил Юрка ему ехидный вопрос.

— А что Пушкин? Пушкин окончил лицей, а там не на поэтов учили. Пушкин, дорогой мой, был человеком энциклопедических знаний! Это был великий ученый!

— Ученый?

— Да, ученый! И не только в области литературы. Он был историк, он был психолог, он был державного ума человек! Прочитай «Бориса Годунова» — какой государственный ум проявил здесь этот юноша, которого мы обычно представляем только задирой-эпиграммистом, волокитой, кумиром женщин и друзей. Быть настоящим литератором — надо много знать. Надо впитать в себя не только созданное человечеством в области культуры, в области науки, но и самому обогатить человечество хоть чем-то. Невежды в одной области никогда не достигали высот в другой. А графомания, не подкрепленная талантом и знаниями, — это болезнь, а не профессия. Тяжелая болезнь. Известно, что просто больной человек — обуза для общества, больной графоманией — вдвойне обуза, потому что он еще и вреден.

Ага, все-таки нашелся человек, который сказал эти слова, предупредил Юрку. Но это случилось, к сожалению, слишком поздно, когда Юрка, повторяю, был уже безнадежно отравлен сладким ядом своего необычного предназначения. И хотя учитель и смягчил свою длинную тираду улыбкой и дружески похлопал Юрку по плечу и сказал мягко: «Вот так-то, друг мой… Чижик… Пыжик…» — Юрка тем не менее обиделся, проворчал:

— Прошу без оскорбления личности.

— Какое же это оскорбление? Шутка, братец, шутка! Вы же зовете меня Судаком? Зовете. Назови: Судак-чудак…

Но Юрка извинительного тона учителя не понял и не принял, затаил на него обиду. Слово «графоман» больно стегануло: Юрка хорошо знал его значение.

20

Из всех письменных контрольных работ Юрке нравилась одна — на вольную тему. Тут не надо никаких знаний — ни теорем, ни законов, достаточно иметь подвешенный язык да кое-какой навык в демагогии — и успех обеспечен.

Сочинение на тему «Кем я буду», объявленное Марьей-Ванной заранее, Юрке особенно было по душе: он спокойно написал его дома. Из опыта он уже знал, что лучший экспромт — это экспромт, придуманный заранее. Поэтому, когда пробил час, чтобы письменно ответить на этот волнующий вопрос, когда все корпели над сочинением — и над слогом, и над содержанием, Юрка лишь переписывал с черновика свою поэму. Во вступлении к теме он пустился в общие рассуждения о профессиях — как их много и какие они все хорошие и важные: врач и космонавт, ученый и простой рабочий, хлебороб и машинист… И потом, переходя к собственной персоне, Чижиков начал петлять, как затравленный заяц: мол, не знает он пока, кем будет, не выбрал, кем быть наверняка, но кем бы он ни был, он хотел бы быть прежде всего Человеком. В подтексте же читалось, что он мечтает лишь об одном: прославиться на поэтическом поприще.

Это была первая часть его работы. Вторая начиналась со звездочек и была остро негодующей, как у Лермонтова: «А вы, надменные потомки…» Мечты его могут осуществиться, но мешают его великим замыслам разные людишки — завистники и выжившие из ума старцы, которые хотят смять или подмять свободный дух юного гения. Но он не таков, он не трус и не подхалим, он никогда не будет нем как рыба — будь то судак или налим.

Ого, видали, в кого метнул Чижиков стрелы? Бедный Олег Петрович Судаков!.. Но и это еще не все. Сочинение заканчивалось стишком:

Я — Чижик,
Ты — Судак,
Я — Пыжик,
Ты — д---к.

Во как обиделся Юрка на учителя, во как отомстил ему!

Сдал работу и ждет. Ждет день, другой, храбрится, а сам с каждым днем все больше дрожит, сердце замирает: чем все это кончится? Не переборщил ли?

А кончилось тем, что его вызвал директор к себе в кабинет. Директор — человек строгий: черные брови всегда насуплены, глаза сердитые, улыбаться никогда не улыбался, меры принимал скорые и крутые. Как только Юрка вошел в кабинет, директор встал из-за стола и, потрясая Юркиной тетрадью, прокричал:

— Это что же такое? И как это прикажешь понимать? — Выждав небольшую паузу, сам ответил: — Это хулиганство! Как ты мог? На учителя!.. Учителя!.. — Он стал листать тетрадь, словно хотел еще раз удостовериться — действительно ли там все так написано, как он прочитал.