Платонова пещера

Но реальность оказалась совсем другой. Страха почему-то не было – должно быть, он, только что сжигавший ее изнутри, достиг того предела, за которым Лора просто не могла его чувствовать. Да и боль оказалась не такой, как она ожидала. Глухое пульсирующее чувство, как после сильного удара в живот. А еще – ощущение, будто ей что-то мешает, будто на нее надели слишком тугой пояс, и нужно снять его как можно скорее, чтобы вернулась возможность свободно дышать.

Она не сделала ничего – не крикнула, не вытащила нож, не позвала на помощь. Она даже не могла посмотреть на Никиту! Ее взгляд оставался прикован к черной ручке, теперь окруженной мокрой красной тканью.

– Не истеришь, это уже хорошо, – одобрительно кивнул Никита. – Не знаю, шок это или мозги включились, но ты все делаешь правильно. После всего, что я узнал о тебе, я не уверен, что ты медсестра по образованию. Однако какие-то медицинские навыки у тебя должны быть, иначе ты бы не смогла так долго притворяться. Тебе ведь многие доверяли, не только я! Так вот, если я не ошибся, ты уже поняла, что это не смертельная рана. По крайней мере, до тех пор, пока нож в тебе.

Ничего такого Лора не поняла. Она просто не могла дотронуться до ножа – физически не могла, руки не подчинялись ей, да и ноги начинали подкашиваться. Ей пришлось сделать пару шагов назад и опуститься в кресло; боль в животе усилилась.

– Рана не смертельная, но очень опасная, – уточнил Нефедов. – Тебя еще можно спасти, если вовремя вызвать «скорую», тогда нож вытащат в правильных условиях. Конечно, тебе все равно придется помучаться, но ты останешься жива.

Его слова доносились до нее словно издалека, сквозь плотный кокон, отделявший ее от всего мира. Лора понимала лишь самые главные из них: можно спасти, вызвать «скорую»… Да, ее можно спасти!

Потому что ее жизнь не может закончиться вот так, не должна. Ей нет еще тридцати. Она умна и красива, у нее столько планов, она заслужила жить больше, чем кто-либо! Ее смерть не может быть такой неожиданной и бездарной.

Лора всегда гордилась тем, что жила намного ярче и интересней, чем все эти обыватели, формирующие толпу. Поэтому что бы ни случилось сегодня, это не будет последней точкой в ее истории!

– Что мне нужно сделать? – прошептала она.

Сердце колотилось отчаянно, быстро, и становилось все труднее дышать, хотя легкие не были повреждены. Лора знала, что так влияет на нее страх: от того, что она перестала его чувствовать, он никуда не исчез.

Но ее мысли были ясными и спокойными. Когда она поняла, что только это может спасти ее сейчас, волнение отступило, сменяясь холодной решимостью. Лора была готова сделать что угодно, безо всяких «кроме».

– Я знал, что ты сообразительная, – отметил Никита. Он не приближался к ней, остался там же, где и был, и теперь неспешно оттирал кровь с руки бумажным полотенцем. – Но чтобы тебе было спокойней, я кое-что поясню. Я не собираюсь убивать тебя только потому, что ты видела мое лицо. Ты знаешь меня, знаешь, какие у меня связи, даже если ты в чем-то меня обвинишь, никто тебе не поверит. Поэтому когда тебя привезут в больницу, ты скажешь, что на тебя напал неизвестный грабитель, а я случайно оказался рядом и помог тебе. Усекла?

– Конечно… Пожалуйста, быстрее, мне нужен врач…

Ей становилось холодно, хотя Лора точно знала, что на кухне у нее жарко и душно. Это пугало ее.

– Факт, у нас нет времени на долгие беседы, – подтвердил Никита. – Думаю, полчаса, а потом промедление станет опасным для тебя. Для начала кое-что скажу я, чтобы ты подумала над собственными словами и не пыталась меня обмануть или запутать. Ты, наверно, сейчас гадаешь: где же я допустила ошибку? Как выдала себя? Но ошибки не было. Я знал своего отца, знал, что он не способен на самоубийство, и все равно не подозревал тебя. Ты казалась мне слишком очевидной, и за это браво. Но когда кое-кто дал мне нужную подсказку, я взялся за тебя повнимательней.

Лора многое бы отдала, чтобы узнать имя этого «кое-кого». Однако сначала ей нужно было выжить, а тогда и на месть найдется время.

– Ты поступала умно – уничтожала улики, меняла имена, каждый раз готовила новые документы, – продолжил Нефедов. – Понятно, что ты действовала не одна, но твоя игра была безупречна. Кем ты там была для моего отца? Леночкой Тихоновой?

Она кивнула; говорить не хотелось. Ей казалось, что она уже чувствует во рту горьковатый привкус крови.

– А для старухи, за которой ты ухаживала прошлой зимой, ты была Машей Басько, для инвалида того, ДЦПэшника, Ангелиной Шумилиной. Я не знал твои имена, но у меня были фото твоей кукольной мордашки, и моим людям этого хватило. Я не составлял полный список твоих жертв, мне на них плевать. Мне важен только мой отец. Поэтому я и не пошел в полицию: там тебя бы судили за все, а мне это не нужно, все эти затяжные суды. Расскажи мне, здесь и сейчас, что случилось с ним. Как ты подсунула ему те таблетки?