Плавание на яхте "Заря"

Это было так твердо сказано, что я отказался от мысли участвовать в свадебном торжестве.

Чтобы занять себя и своих друзей, я предложил гостям сделать модели оленьих и собачьих нарт, урас и «балаганов», капканов и т. д. Наибольшую ловкость проявил в этом деле Николай Омук. Однажды утром он сделал мне также лук и стрелу. Лук делаю т обычно величиною соразмерно сорту стрелка; длина лука соответствует размаху его рук. На конце стрелы находится наконечник из оленьей кости различной формы, в зависимости от назначения (конусообразной или в виде вилки и т. д.). Истипан вырезал из расщепленного дерева мишени в виде оленьих фигур. Этим деревянным фигурам и особенно оленьим рогам он сумел придать исключительно характерную форму.

Максим покинул меня прежде всех. Его призывал домой долг выполнения почетных обязанностей «старшины». Но мои старые друзья решили терпеливо ждать моего отъезда. Оммунджа освободил свое спальное место у меня в ногах к приезду Бруснева и перебрался ближе к огню. Моими соседями у головного конца были Джергели и Истипан, но для прочих гостей не оставалось места на нарах. Когда с прибытием Бруснева и второй почты число приезжих увеличится до 20 человек, весь пол ночью будет устлан спящими. Эта поварня не больше якутского чума; площадь ее около 4,5 кв. м, высота 1,85 м, причем немало места занимает открытый камелек. Днем стены, подверженные действию лучистого тепла камелька, оттаивают, но за камельком можно устроить ледник, а к ночи во всем помещении становится также холодно, как в леднике. Маленькие прозрачные пластинки льда, вставленные в два небольших оконных просвета, достаточно освещают помещение. Якутский «балаган» значительно теплее, чем поварня, так как он обычно обмазан глиной.

Последние дни я заметил таяние снега на солнце.

Так уходили медленно дни за днями. Если ветер был не очень резкий, я выходил в тундру на прогулку и сожалел при этом, что не привез с собою лыж. Обитатели тундры не пользуются лыжами главным образом по той причине, что для их изготовления нет подходящего крепкого дерева, а лыжи из лиственицы ломки.

19 марта после обеда я, как обычно, гулял по тундре. Неожиданно со стороны Муксуновки-тас показалась вереница оленьих упряжек. Это была почта! Я просил выслать письма вперед с нарочным, чтобы на досуге прочесть первые строки с родины и пережить наедине впечатления от долгожданных писем, но это мне не удалось — одновременно с почтой появились все промышленники; приехал также из Булуна Бруснев. До отъезда оставалось много деловой работы. Расторгуева не было. Как мне сказали, он уехал к чукчам с французской экспедицией. Не получив об этом письменного извещения и твердо полагаясь на его обещание вернуться, я отправил собачью нарту обратно за Расторгуевым и за врачом, которого я просил прикомандировать к нашей экспедиции. Одновременно надо было доставить обратную почту на материк. Собаки были в довольно плачевном состоянии, что следовало отнести за счет низкого качества рыбы в этом году. К сожалению, в Казачьем не пришлось подкрепить наших собак теплой пищей. Собачьего корма для поездки на Новосибирские острова и на остров Беннета не удалось раздобыть в достаточном количестве: вместо 1300 кг рыбы имелось только около 1000 кг. Собаки, которым предстояло доставить эту юколу на Новосибирские острова, нуждались в поправке и отдыхе, прежде чем пускаться в путь.

Мирный покой поварни был нарушен, она превратилась в шумный заезжий двор. 22 марта Петр Стрижев, Николай Куртах, Василий Чичаг и Алексей были готовы к отъезду на Новую Сибирь. Этой партии промышленников надлежало устроить там склад юколы на Высоком мысе. Затем Стрижев и Алексей должны были вернуться на материк за врачом и попутно отвезти почту. З а два дня, оставшиеся до отъезда, кроме всех остальных дел, мне надо было уладить возникшие споры.

Старый знакомый экспедиции якут Алексей Горохов, отец Василия Чичага, приехал со своим младшим сыном Микентаем (Иннокентием). Микентай был полным очарования мальчуганом 12 лет. Его лицо сохраняло всегда серьезное и важное выражение. Микентая было не легко смутить и вывести из равновесия. Он вышел из себя только один раз, когда его старшие соплеменники, 15-летний жених Николай и сын Уйбана, хотели отнять у него объявления из Петербургской газеты. Эти вырезанные мною рисунки доставляли ему много удовольствия. Чтобы восстановить мир, я должен был распределить поровну между двумя женихами и Микентаем заинтересовавшие их рекламные картинки (дамы в корсетах, велосипедисты и т. п.). Уже в течение пяти лет Микентай проводил летние месяцы на Большом Ляховском острове вместе с отцом; благодаря этому он приобрел известный опыт и выполнял не хуже взрослого обязанности каюра.