Плавание на яхте "Заря"

Все это вместе взятое наблюдается у западного побережья Таймыра. Здесь на всем протяжении от Енисея до полуострова Челюскина впадают в море только две тундровые реки: Пясина и Таймыра. В этом месте полуостров Челюскина образует оплот, задерживающий плавник с Лены. Поскольку этот плавник не сносится течением мимо полуострова Челюскина к Новой Земле, Земле Франца-Иосифа, Шпицбергену и даже Гренландии, то ему прегражден путь к Земле Миддендорфа. К тому же здесь в шхерах льды задерживаются среди беспорядочно разбросанных островов нередко в течение всего лета. Только в исключительно благоприятные годы, при постоянных северных ветрах, берега полуострова Челюскина в незначительной степени обеспечиваются плавником с Лены, а при западных ветрах — с Енисея. Как мне кажется, отсутствие плавника удерживает кочевников от охотничьего промысла в северной части Таймыра. К тому же здешние кочевники не являются уроженцами севера и потому не обладают унаследованной чукчами и эскимосами способностью пользоваться тюленьей и моржовой ворванью в качестве топлива. Нельзя забывать, что ненцы, якуты и долганы переселились на север из средней Азии и лесов Алтая, а родственные маньчжурам эвенки обитали ранее в лесах Восточной Азии и что поэтому все они нуждаются в древесном топливе для своего существования.

Путешественники и исследователи данной области приноравливаются более или менее к способу передвижения кочевников и к их укладу жизни. Особенно это касается одежды, верховых и ездовых животных, устройства временного жилища и использования топливного материала. Естественно, что в те области, где нет туземного населения, путешественники несли с собой свойственные своей национальности привычки и обычаи. Показательный пример приспособляемости к жизненным привычкам самого северного из арктических народов мы видели у Нансена: он сумел наладить свою жизнь по эскимосскому образцу, благодаря чему смог вынести условия их существования. Более давний пример приспособляемости мы видим у русских участников сибирских экспедиций, начиная с Великой Северной прошлого столетия. Здесь, в арктической Сибири, установился особый тип передвижения — езда на собачьих нартах. Нигде не было совершено на собачьих нартах путешествий столь большой протяженности, как в береговой полосе Сибирского полярного моря в XVIII и XIX столетиях. В прошлом столетии это были офицеры Великой Северной экспедиции, в этом — Геденштром, Анжу, Врангель и участники экспедиции Академии наук 80-х и 90-х годов, предпринимавшие поездки на собачьих нартах. Этот факт связан с тем, что на сегодняшний день нигде так не развита езда на собаках и собаки настолько хорошо не дрессированы и не объезжены, как в арктической Сибири, особенно в ее восточной части, начиная от Лены до Колымы. Прежде, еще во времена Миддендорфа, следовательно 60 лет назад, собака была на Хатанге, особенно на Енисее, лучшим упряжным животным. В 1843 г. Миддендорф покрыл на собаках расстояние от Дудинки до Туруханска. Фр. Шмидт в 1866 г. пользовался на этом пути собаками, затем оленями, а вблизи Туруханска уже лошадьми. В 1893 г. я нашел на Хатанге и на Енисее (от Дудинки до Туруханска) одну-единственную собачью упряжку. Здесь олень полностью заменил собаку, а собака незаменима только там, где олень не находит себе корма. Олень является самым невзыскательным ездовым животным, которое в отношении добычи пищи предоставлено самому себе — он вырывает мох из-под снега, между тем как заготовленную для собак пищу надо возить с собой на нартах. Собак кормят рыбой, и отсюда понятно, почему в устьевых участках больших, богатых рыбой сибирских рек население постоянно пользуется ездовыми собаками. С другой стороны, олень, где только возможно, предпочитается собаке, чтобы улов рыбы оставался нераздельно за человеком. Вытеснение собаки с Енисея объясняется развитием рыбной торговли в низовьях этой реки, быть может, и эпизоотией среди собак и, наконец, разведением больших оленьих стад.