Читаем Плавильная лодочка. Карагандинская повесть полностью

Арочные ворота – дерево в красном кирпиче, приоткрытые губы, которых нет. Прозрачный, приземистый, как краб, внутренний дворик53 жмется от дождя к земле. Властитель пространства между старыми домами, он просто воздух. Сладок воздух в ноздрях коровы и раструбах ее ушей! Девочка Энгельс плакала, причитала: о, мальчик Караганда, спустись в рудник за драгоценным камнем, принеси мне кусочек клада, соленый круглый оброк. Он кинулся со всех ног, и превратились в лесу дрозды в поющие камни54, и кусочек хлеба во рту стал углем. Нарисуйте, прокаженные, корове полумесяцем рога; пусть бока ее худы, но голова, с чернотой губ и светом просторного лба, еще тяжела. Вам видно это? Так выдерните колючую проволоку из кистей ее и розовых стоп, из всего человеческого, что у нее зудит, слезится и кровоточит, дайте ей молозива, да будет широкой степь и черным ворон.

Сквозь Анну летят куски мяса, мука, сахар, льется подсолнечное масло, девушка зарывается в свои круглые, как яблоки, колени, уклоняясь от побоев прошлого, беззвучно грозит ему кулаком. Мельница бьется переломанными крыльями, грузно шагает, перебрасывая вперед свои части – сруб, бревенчатый брус, жадные жернова, короб с зерном, воронкообразный короб, похожий на траекторию падающего листа. Мельничные шестерня и малое колесо – как солнце и земля, как Солнце и Земля. Долгих пятьдесят шесть лет мельница идет из Поволжья в Караганду, великан без суставов; на вал посажены два диска, их держат стержни, кованые кольца, железные перчатки. Падая на руки, мельница задевает дыханием Анну, золотые нитки ее волос. Девушка встает на ноги.

Она медленно прыгает в небо, в зреющий воздух, высоко взлетает раз за разом, поднимая к животу длинные ноги в длинных шерстяных желтых гольфах; две коричневые полоски на их канте охватывают ее тонкое бедро, короткая юбка-солнце, черное солнце, взмывает кругом, обнажая и снова скрывая ее живот над черными закрытыми трусиками; льется в мужские губы молоко живота. Он просто смотрит. Дрожа от нетерпения, он иногда идет навстречу – два-три шага, но этого мало; ноги его пружинят, теплеет голос: он охотник и заворожен ею, гибкой, ладной, пахнущей хвоей. Ах, бестия, сколько сока, как извилисты ее бережки. Длинные рыжие волосы ее взлетают и снова сыплются ей на лоб, щеки, плечи, круглые не смешливые глаза. Орфей, твоя немота старше звука, слаще арфы. Крикни, Орфей, о звучащий, крикни о себе, побереги ее и себя. Земля перепахана ногами футболистов, окроплена мужским потом. Гуттаперчевая, девушка на его глазах колесом проходит через рыхлое поле, ее кисти и стопы в грязи, весенней землей измазано лицо. Она переворачивается в воздухе, солнце бросается в ее рот, и он остается без солнца, хотя бежит за нею во весь дух, теряя ее, жалея обо всем на свете.

Море, ласковое мучное море засыпает поле порошей; бабушка Роза протирает тряпкой мельничный жернов луны, Анна замечает – тряпка из старой бабушкиной синей юбки55. Мокрый лоскут скользит по круглому боку райского плода.

* * *

1980.

Земля и книга. Пальцы солнца ласковые.

Галстук раздражает ее как красная тряпка.

Четыре яблони растут за домом, здесь и малинник. Тень, сыровато. Два дерева дают сладкие ранетки, два других – кислые. И плодоносят яблони с кислыми и сладкими плодами по очереди, поэтому по осени сад и двор усыпаны то красными ранетками, то желтыми. Ветки раскинулись во двор, за трепетную дранку штакетника. Ствол одного дерева извитый, он услужливо создает собой сиденье. Здесь Анина библиотека: земля и книга, яблоко и буква. Щекой к яблоневому стволу – Жорж Санд, Куприн, драмы Лермонтова. Отсюда, по цыплятнику, легко взобраться на крышу сарая, откуда ночью ярче видны хвосты и спины звездных животных.

Аня – пацанка, вьется возле отца с малых лет. Он едет за опилками, которыми надо набить двойные стены сарая, – и она за ним. Сосед дядя Иосиф Ротт (его все попросту называют «Йоська-резак») помогает отцу резать свинью, – и Аня рядом, колдует с пряностями над огромной кастрюлей на печке, надевает свиную кишку на трубку чугунного агрегата, из которого выползает душистый ливер. Кольца домашней колбасы по Аниному рецепту.

…Пальцы солнца ласковые, они лежат на крашеном цветном полу спортзала, где Аню принимают в пионеры. С горсткой избранных, отличников. Йоханна сейчас нездорова, ее примут позже. В школьном вестибюле, выложенном коричневой и грязно-белой плиткой, ее ждет бабушка Роза. Галстук раздражает ее как красная тряпка. Аня бежит к зеркалу, ликует, глядя на себя, а бабушка уже больно тянет ее за предплечье домой. «Успеешь еще поносить этот хомут!» – «Бабушка, это частица нашего знамени!» – «О Господи… раньше были частицы гроба Господня и пояса Богородицы… а теперь знамени! Безумцы», – причитает бабушка. Она мешает инициации. Хоть дальше Караганды и не сошлют.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза