Плавни

Деркачиха, отдав стряпухе распоряжение зарезать на жаркое десяток кур и подсвинка, пошла в спальню переодеваться. Спальня была проходная: одна дверь вела в коридор, другая — в зал.

Деркачиха сняла с себя шелковую юбку и достала из гардероба нарядное кисейное платье. Из зала глухо доносился голос Алгина:

— Господа. Так давно ожидаемый день наступает…

Польские войска вступили в Украину и Белоруссию.

Деркачиха, держа шпильки в зубах, осторожно подошла к двери.

— …Барон Врангель окончательно наметил место высадки десанта на Кубань. Десант будет поддержан сильным огнем английских военных кораблей. Десантному отряду придаются танки, орудия и много пулеметов. Всей операцией будет руководить генерал Улагай. Перевес сил, господа, будет безусловно на нашей стороне. Большевики смогут выставить против нас только малочисленные и плохо вооруженные гарнизоны, которые едва ли окажут нам сколько–нибудь серьезное сопротивление. У нас же имеется около трех тысяч хорошо вооруженных казаков. Одна треть из них — конница, а остальных мы сможем посадить на лошадей в течение двух–трех дней. Есть еще конная бригада полковника Сухенко. Итого — уже на четвертый день восстания мы будем иметь, кроме десанта, три тысячи сабель. Мы можем забрать в руки всю территорию Кубани, оказать поддержку десанту с тыла и развернуть мобилизацию для дальнейшего наступления на Екатеринодар и Ростов… Кроме того, как вам известно, мы провели большую работу по распропагандированию местного населения и по укреплению боевого духа наших отрядов…

Деркачиха, забыв, что у нее в зубах шпильки, потянула ртом воздух и, поперхнувшись, испуганно отскочила от двери.

Когда она снова решилась подойти к дверям, говорил полковник Дрофа.

— Я, господа, хотел осветить теневые стороны нашего положения. На прошлом нашем совещании его превосходительство совершенно верно охарактеризовал настроение наших отрядов. Для усиления их духа мы, как вы знаете, организовали расстрел заложников и провели кое–какие меры агитационного характера. И действительно, после этого те из казаков, которые колебались и еще не знали, с кем им идти, окончательно решили связать свою судьбу с нами. Но, к сожалению, кое–что было выполнено грубовато, концы торчали наружу, и новый председатель ревкома Семенной…

Полковник заговорил тише, Деркачиха не смогла разобрать слов. Она, стараясь не шуметь, вынула из замочной скважины ключ и приложила ухо к пробою.

— Только за последние дни из моего отряда дезертировало семнадцать человек.

— И из моего одиннадцать, — послышался густой баритон Гая.

Из коридора неожиданно заглянула в спальню стряпуха:

— Что с поросенком делать, — зажарить или холо…

— Тш! — зашикала на нее Деркачиха. Она на цыпочках прошла в коридор. — Поросенка зажарь целиком с гречневой кашей и подашь на стол, а кур зажарь им на дорогу. Да сала с погреба надо достать. Тесто–то на хлеб поставила?

— Сейчас сажать буду.

— Слава богу, сама догадалась. Я ж совсем забыла тебе сказать.

Деркачиха пошла на кухню смотреть тесто, потом полезла сама в погреб выбирать сало и моченые яблоки. Возвратясь в спальню, она снова подошла к двери.

Говорил Алгин.

— …Если бы я не боялся, что убийство Семенного и Хмеля повлечет за собой приход карательного полка и другие осложнения, я сразу пошел бы на это… Итак, решено, господа. Убрать их обоих поручается полковнику Сухенко в первый же день восстания…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Солнечным утром Тимка, в новой синей черкеске, голубом шелковом чекмене и красных шароварах, въехал в Хмелев двор, держа в поводу вычищенного до блеска гнедого Андреева кабардинца. Черную красно–верховую папаху он лихо сдвинул на затылок, выпустив из–под нее рыжеватый чуб. Ловко спрыгнув с Котенка и закинув повод, он стал привязывать лошадей к пустым дрогам, стоящим возле сарая.

Наталка вышла на крыльцо, вскрикнула от удивления и радостно подбежала к нему.

— Тимка! Вот разоделся, аж глазам больно смотреть!

Тимка важно приосанился, но не выдержал и порывисто обнял смеющуюся девушку.

— Пусти, разве можно днем? Увидят, пусти!

— А ты придешь к воротам Черноштана? Туда соберутся сегодня хлопцы и девчата с нашего края станицы.

— Приду, Тимка… ей–богу, приду, пусти! Вот шалый! Это только тебя так вырядили?

— Нет, Наталка, весь гарнизон! Все двести человек,

как один, одеты. Сегодня парад будет на площади, а потом скачки.

— Парад? А мне можно?

— Можно, — снисходительно проговорил Тимка. — Сегодня вся станица придет смотреть. Ты приходи к мясным лавкам, я проведу тебя на хорошее место.

— А не забудешь?

— Ну, что ты!

— Ладно, побегу приоденусь.

— Скажи Семенному, что я за ним приехал.

…Андрей только что выехал за ворота, когда в конце

улицы показался скачущий во весь опор всадник. Когда он, приблизившись к Андрею, осадил лошадь, тот узнал в нем взводного из своей бригады — Степана Нейко.

— Ты чего здесь?

— С Ростова, товарищ комбриг. Сам командующий

нарочным прислал.

— А где же бригада?!

— В Ростове.

Андрей схватил Нейко за рукав гимнастерки.

— Нейко, война?!

— Похоже на то, товарищ комбриг. Почитайте…

Андрей дрожащими пальцами вскрыл конверт.