Плавни

— Соскучился… мой хороший! — Она обняла его и поцеловала в глаза, потом в губы. — Я ужин собрала, сегодня оба моих дома. Только вышла во двор, слышу, соловей в саду запел… Соловей ты мой!

— Пойдем, Наталка.

— Нет, Тимка, сегодня нельзя… Да и хмарно — дождь скоро будет. А если хочешь, подожди меня здесь.

Тимке совестно было сознаться, что ему боязно возвращаться темным пустырем: ему все чудился мертвый Петров.

— Комбриг давно приехал?

— К вечеру. Хмарный что–то. С братом в зале заперлись, больше часа пробалакали.

— О чем?

— Андрей Григорьевич ездил по хатам, где заложников брали, чтобы семьям помочь…

— На тачанке ездил… меня не взял, — задумчиво проговорил Тимка. Ему жаль было и расстрелянных заложников, и порубленный гарнизонцами взвод, особенно своего друга — Ваньку Храпа. И теперь было особенно неприятно, что не есаул Гай, не полковник

Дрофа, а большевики вспомнили об обездоленных семьях расстрелянных. «Не все коммунисты плохие, — решил Тимка. — Вот Хмель и новый председатель — те не такие…»

— Тимка, о чем ты задумался? — обиделась Наталка.

Тимка очнулся и, видя, что Наталка сердится, обнял ее и стал целовать лицо, волосы, губы. Наталка сперва сопротивлялась, потом затихла, крепко обхватив руками его шею.

Со двора послышался громкий голос Хмеля:

— Наталка! Куда ты забежала?! Наталка!

Наталка, наспех поцеловав Тимку, побежала через сад к дому.

Тимка, перепрыгнув через забор, некоторое время стоял неподвижно, прижимаясь спиной к гнилым доскам. Потом, вытащив из кобуры наган, медленно двинулся через пустырь. Наступила безлунная весенняя ночь. Было страшно идти одному среди густого кустарника. Вспомнились расстрелянные, казалось, что кто–то крадется позади и вот–вот схватит сзади костлявыми руками за горло, начнет душить.

Наконец пустырь кончился. Впереди затемнела канава, а за ней — улица. Блеснул слабый огонь в чьей–то хате, и Тимка пошел смелей.

Выйдя на улицу, он услышал вблизи голоса, прыгнул в канаву и присел на корточки.

— Нет, вы как хотите, а я не могу дальше оставаться в станице. Все равно мы опоздали… мертвых не воскресишь.

«Полковник Дрофа!» — удивленно подумал Тимка. Полковнику ответил голос есаула Гая:

— Но мы не успеем дойти до хутора. Надвигается гроза.

— Лучше идти в степи под дождем, чем сидеть в подвале ревкома.

Мимо Тимки прошла высокая фигура Гая и рядом с ним какой–то раненый красноармеец. «А где же полковник?» — недоумевал Тимка. Он даже привстал. Но полковника нигде не было видно. «Вот тебе раз! Неужто почудилось?

3

Вскоре после ужина Андрею подали тачанку. Надо было ехать в ревком. Хотелось еще раз проверить списки людей, посылаемых в плавни, разобрать почту, присланную из Ростова и Ейска, допросить самому некоторых перебежчиков.

Надевая шапку, Андрей с удивлением заметил, что Хмель тоже собирается ехать.

— А ты куда?

— Подвезешь в гарнизон.

— Чего?

— Дело есть, — уклончиво ответил Хмель.

— Это что за секреты завелись? — нахмурился Андрей.

Наталка захныкала.

— Опять меня одну на ночь бросаете?.. Боязно мне… дядя Андрей!..

Андрей подошел к Наталке и шутливо погладил по голове.

— Не плачь, приеду в ревком, пошлю тачанку за Зинаидой Дмитриевной. Пусть придет к тебе на ночь.

— За–бу–де-те, — утирая глаза кулаком, по–детски протянула Наталка.

— Честное слово, не забуду… А ты, Семен, немедленно выставь возле дома и на углу два поста. Живем на краю, вырезать нас могут.

У порога Наталка остановила Андрея за рукав.

— Дядя Андрей, не забудьте… про Зину.

Станичная учительница Зина, или, как ее чаще называли, Зинаида Дмитриевна, была большой приятельницей Наталки.

Когда лошади сорвали с места кованную железом тачанку и она быстро покатилась по улице, Андрей спросил:

— Как ты думаешь, Семен, дошло мое письмо до Челбасских плавней?

— Есть думка, что дошло, да нема думки, чтоб Остап Капуста откликнулся на него.

— Ну, я его лучше тебя знаю.

— Побачим, — неопределенно протянул Хмель, занятый какими–то своими мыслями.

Высадив Хмеля у ворот гарнизона, Андрей повернул назад и поехал к председателю станичной ячейки, жившему у псаломщика, в домике за церковной оградой.

Проезжая мимо дома попа Кирилла, Андрей увидел свет, пробивавшийся тонкими струйками через щели прикрытых ставней. «Не спят еще, — оглянулся он на дом.

— Надо будет завтра к Сухенко заехать, как–то он устроился у попа?»

…Прибрав со стола бумаги и заперев ящики стола, Андрей взглянул на председателя ячейки:

— Эге, Абрам, да ты, я вижу, совсем сонный. И то пора — скоро утро. — Андрей провел устало рукой по волосам. — Езжай домой, Абрам.

— А ты?

— Я еще посижу. Все равно нам — в разные стороны, тебя отвезут, потом — меня.

Председатель ячейки ушел. Андрей встал, задул лампу, подошел к окну и распахнул его настежь.

«Видать, стороной гроза проходит…» Он сел на подоконник и расстегнул ворот чекменя. В комнату, вместе с порывом ветра, ворвались звуки песни. Где–то за ревкомовским садом пели мужские голоса:

…Я на бочке сижу, с бочки капает,

Удирайте, бандиты, Хмель вас сцапает…

Андрей, заинтересованный песней, забыл про грозу.

Старики молились богу: шоб приехал генерал,