Плавни

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Где хотите ищите его, но чтобы через два–три часа он был здесь.

2

Сухенко пытался убедить себя, что едет в Староминскую не ради свидания с Зиной, а исключительно затем, чтобы проверить на месте выполнение приказа генерала и быть поближе к своему любимому Первому запорожскому полку.

«Ни одного казака из бригады не оставить красным», — повторил он слова генерала. — «Полк должен выступить утром, днем часть полка вернется в станицу и разоружит гарнизон. Следовательно, я буду полным хозяином станицы по крайней мере дня на два. Хмеля повешу на базарной площади, а этого проклятого Семенного привяжу к хвосту своего коня и отведу на хутор».

Сухенко посмотрел по сторонам. «Однако надо спешить, скоро будет дождь, не даст и к Зине зайти…»

Разыгравшийся ливень и наступившая ночь помогли Сухенко незаметно въехать в станицу.

Пока его ординарец расседлывал лошадей, хозяин ввел гостя в небольшую уютную гостиную с огромными фикусами в деревянных кадках.

— Очень рад вас видеть живым и здоровым, Анатолий Николаевич. Мы с матушкой так привыкли к вам. То–то она обрадуется!

— Спасибо, отец Кирилл, спасибо. Вы мне прежде всего скажите, в чьих руках станица?

Поп недоуменно развел руками.

— Сам весьма интересовался этим, дорогой Анатолий Николаевич. Недавно псаломщика к ревкому посылал, а потом не утерпел и сам пошел. Въехала вечером в станицу конница, а что за люди, не разберу. Черкески без погон, но как будто и не красные. Своих гарнизонцев я знаю, да и неоткуда им взяться. Они еще раньше вашего полка выехали из станицы.

— Да это, должно быть, мои хлопцы, отец Кирилл.

— Нет, не ваши. Ваши приметные, да и офицеров ваших я знаю.

— Так ничего и не узнали?

— Ничего… Вот, впрочем, фамилию командира ихнего псаломщик узнал.

Черт его знает, прости, господи, что за фамилия: Капуста…

Сухенко в волнении схватил попа за рукав рясы.

Капуста?! Да ведь это же Хмелев, командир сотни! он, мерзавец, из Челбасских плавней казаков привел. Много их?

— Больше сотни.

— Будь он проклят! А куда выехал гарнизон?

— Не знаю.

— А надо было узнать. Семенной в станице?

— Нет, он с ними уехал. Митинг утром проводили, так они даже конца не дождались… на лошадей — и только их видели!

— В какую же сторону?

— Вроде на Павловскую…

— Еще чего не хватало! Уж не пронюхал ли чего Семенной? — встревоженно пробормотал Сухенко.

— Эх, Анатолий Николаевич, вы его, голубчик, всего месяц как знаете, а я о нем еще в восемнадцатом году сколько наслушался. Разбойник, чистый разбойник!

— Вот что, отец Кирилл. Прикройте–ка ставни да заприте ворота, а я, пока подойдут мои хлопцы, немного засну.

— Сейчас, сейчас, родной мой. Может, закусили бы с дороги–то да водочки?.. У меня царская есть, берегу для вас!

— Пожалуй, можно, отец Кирилл. Продрог под дождем.

Оставшись один в своей комнате, Сухенко снял сапоги, черкеску и лег поверх одеяла. Он начал уже дремать, когда вошел ординарец, неся на мельхиоровом подносе жареную курицу, моченые яблоки, белый хлеб, пирожки и графинчик с водкой.

— Скажи матушке, что благодарю ее… Дождь сильный?

— Как из ведра, господин полковник.

— Наши не подошли еще?

— Никак нет, в станице тихо — конные патрули только ездят.

Сухенко вынул часы.

— Уже одиннадцать. Ты что, в станице был?

— К гарнизону ходил. Там музыка грает, песни… вроде свадьба.

— Ничего, наши подойдут, мы их поженим.

— Уж известно…

— А пора бы им быть. Ведь не у Павловской же они повернули. Жаль, что генерал не разрешил пустить в дело конвойную сотню.

Видя, что полковник надевает шашку, ординарец нерешительно проговорил:

— Не ходили бы вы в такой дождь, господин полковник… Наши придут, есаул, знает, где вас найти.

— Ладно, ладно, не раскисну… Забыл, как мы на турецком фронте сутками под дождем были?

— А что хорошего, господин полковник? Все косточки досе болят.

— От одного раза хуже не будет.

…В окне учительницы виднелся свет. Сухенко, кутая лицо башлыком, подошел к окну и заглянул в комнату.

Зинаида Дмитриевна сидела возле стола, накрытого белой скатертью, и читала вслух книгу. Напротив, спиной к окну, сидела черноволосая девушка с пуховым платком на плечах и шила. Сухенко приложил ухо к стеклу.

— «Вронский был в эту зиму произведен в полковники, вышел из полка и жил один»…

— «Анну Каренину» читает, — пробормотал Сухенко, стараясь разглядеть, кто сидит напротив учительницы.

Под ногами Сухенко была лужа, и его кавказские сапоги промокли насквозь. Он подвинулся немного вправо, влез в рыхлую клумбу и выругался. Когда он снова заглянул в комнату, черноволосая девушка, встав из–за стола, подошла к окну. Сухенко едва успел присесть.

«Да ведь это Наталка! Черт бы забрал ее брата!»

— Я думала, что Тимка стукнул в стекло, — явственно услыхал Сухенко.

— А может быть, он, пойду гляну.

Сухенко бросился за угол дома и, не удержавшись, упал навзничь на мокрую траву. С его губ слетела такая отборная ругань, какой позавидовал бы любой вахмистр.

— Тимка! Иди скорей…

Сухенко, не дослушав конца фразы, перемахнул через забор, порвав о гвоздь черкеску.