На Лысой горе догоранье ночного огня,осенние листья на Лысой горе догорают.А я позабыл, где гора та, и больше не знаю,узнает гора ли меня?Пора вечеренья и тонкогортанных разлук!Я больше не знаю, не знаю, не знаю,я жив или умер, а может, живьем умираю,но всё отгремело, угасло, замолкло вокруг.А ты, словно ласточка, над безголовьем летишь,над нашим, над общим, над горьким земным безголовьем.Прости, я случайно… прорвалась растерянность с кровью…Когда бы ты знала, о как до сих пор ты болишь…Как пахнут по-прежнему скорбью ладони твоии всё еще пахнут солёные горькие губы,и тень твоя, тень, словно ласточка, вьётся над срубом,и глухо, как влага в аортах, грохочут вокруг соловьи!
* * *
Лета, вы за шеломами досель,прощаясь, молодость там вспыхнула внезапно,как сердцевина сердца и как цель,что неминуема и неохватна.Уже вы за шеломами есте,дубровы, что чужбиною покрылись,взгляну вперёд – вас на возд сехте,что птиц, зловещие уносят крылья.Они – толь под, то ль надо мной сверкнут –уже понять не хватит мне запала,как в полынью, я в прошлое нырну:бывай, любовь, что прежде мне сверкала,когда меня, с тех самых ранних летвзлёт вверх вознёс, круша мои коренья,утраты молвили, что ты поэт,пусть без благословенного горенья.Но молвили утраты: встань горойза веру, думы, тяготенье верныхсердец, смеясь, кровавою слезойроскошествуй в беде. Но – откровенно.Уже вы за шеломами. Там мрак,и снег, и парк, и фонари качает.И Лесбия на цитре песнь играет,заглядывая в твой печальный зрак.И звонкий тополь выпростал из тойдуши обкраденной. В степи – не страх ли? –среди пространств вертепы и миракли,и звонкогорлый горн молодой –по-над туманом, дымом, по-над тьмою,над звёздами, галактиками, надсмертельною твоею самотоюуже лопочет счастья щедрый град.Оно похоже на лесных ключейпологое и волгкое реченье,звучащий край деревни храп коней,нагорное превлажное струенье –вот так струится полногорлый гик.Склонись к струе ручья, что ломит зубы,и в давности ищи себе погубы,вплетая муки счастья в давний миг.