Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

Витебску, снегу, читавшему стихи Блока

Дай перекипеть и отстояться.
Где там! Всё наружу. Всё навзрыд.
Снег идёт по улице паяцем
и стихами Блока говорит.

Витебск, Витебск. Снежная бабёнка
разметала руки во дворе.
Дворика несвежая пелёнка –
родина в собачьем янтаре.

Скоро снег присыплет даже это,
размахнувшись с правого плеча.
Но торчат из ящиков газеты,
жёлчью типографскою журча.

Витебск, возвращения не будет.
Будут слёзы, будет много слёз,
и моё лицо тогда остудит
памяти пронзительный наркоз.

Вспомню и тотчас же позабуду
рези – поворачивал трамвай,
звон – пенсионер сдавал посуду,
крик твоих вороньих серых стай.

Ничего не станет между нами,
только цифра – восемьдесят семь,
как язык собачий виснет знамя –
я считал – кровавое совсем.

Moon

Разбери мирозданье по пунктам,
на норвежское небо помножь,
и получишь не что-то, а Мунка –
скандинавскую лунную дрожь.

Не простую тоску околотка
и не просто простуду души,
но идёт-не проходит чахотка,
архаическим платьем шуршит.

На щеках – розоватые пятна.
Белый пепел упал на глаза.
Над землёю горит, многократно
превзошедшая солнце, слеза.

Но – горит и не светит при этом
(это я про неё, про луну),
что гораздо заметней поэтам,
вообще – всем идущим ко дну.

Скандинавия

Время – губит, остальное – лечит.
Неужели больше никогда
не обнимет палевые плечи
света заоконного вода.

Это – не сейчас и не отсюда,
это из чахотки и беды
лепится телесная посуда,
полная душевной лебеды.

У зимы нелёгкая походка,
а у смерти – влажная постель.
Помнишь лето – берег, дюны, лодка,
чернотой бормочущая ель.

Синим, фиолетовым, лиловым
на границе «это» и «ничто»
пролегло единственное слово
узкою тропинкою простой.

Чёрные значки портовых кранов,
христианства пепел голубой.
То, что начиналось как нирвана,
как-то враз сомкнулось над тобой.

Посмотри на ночь глазком дантиста –
боль зубная у неё в любви.
Как потом о вечном и о чистом,
если это чистое кровит.

Но побудь со мной ещё немного –
и побалуй дымкой и дымком.
Чем с тобою дальше я от Бога,
тем точнее с Богом я знаком.

Ключи

Отцу

Март 2012

Сжимает черноту ключей
весна в ладошках синеватых.
Я, по привычке, про грачей.
Ключи весны опять крылаты.

Неподходящие к дверям
от розоватого восторга,
они подходят к серым дням,
шинельным куклам Военторга.

Они подходят к тишине,
и тишину приоткрывают
огромным галдежом из-вне
грачей обугленные стаи.

И надо всё-таки посметь
понять – не истину простую,
а то, что посвящают в смерть
грачи, по-чёрному тоскуя.