Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2017

Нам в Рождество дарован свыше снег,
И черное, как видишь, стало белым.
И ходит благодарный человек,
Большой свече уподобляясь телом.
Шаги скрипят, и в валенках тепло,
И праздничной резьбой какой-то мастер
Одел и сад, и крышу, и стекло.
И Ель идет навстречу – Богоматерь.

И тает воск лица, и рук, и ног,
Бегут колеса звезд, мелькают спицы,
И кажется, вот-вот родится Бог
Во тьме души. И мир от слез двоится.

«Звезды вышли и встали рядом…»

Звезды вышли и встали рядом
Среди сада, плечом к плечу.
Снег. Мороз. Говорить не надо.
Молча светят, и я молчу.

Дома пышет печное чрево,
Скачут красные языки,
Машут вправо и машут влево
Скоморошеские колпаки,

И дитя, разомлев у печки,
Над страницею склонено.
Пар над чаем плетет колечки.
Звезды молча глядят в окно.

Так молчали они на Калке,
Подо Ржевом и на Неве.
У калины, как у гадалки,
Карты красные в рукаве.

Не ходить же к ней, как Саулу,
Не по росту мне царский грех.
Печь погасла, дитя уснуло,
Перед сном помолясь за всех.

«Ковш небесный танцует на ручке…»

Ковш небесный танцует на ручке,
Точно рыба на мокром хвосте.
А мороз-то все круче и круче.
Мчится в санках опальный поручик,
На плечах у него – по звезде.

В голове рассыпается фраза,
Как метель, шелестящим «прощай»,
Снег скрипит, из ущелий Кавказа
Мгла глядит на него в три глаза,
Вожжи крутятся, как праща

Неудачливого Давида.
На весь мир нестерпима обида,
Бог – на небе, а царь – для виду,
Чтобы только оформить судьбу —
Подорожную, ссылку – и с тем он
Удаляется, а уж следом
На крыло поднимается Демон:
Как певца успокоить в гробу —
Дело техники. Версты да версты.
Кто увидел его – тот мертвый,
С пулей в сердце, с печатью на лбу.
Дай-ка снежную розу сорву,

Брошу вслед – лепестки сырые,
Лепеча возвышенный вздор,
Осыпаются – как Россия,
Начиная с Кавказских гор.

«Нравится мне зима с накрашенными губами…»

Нравится мне зима с накрашенными губами, крутыми кудрями,
Выбеленными морозной перекисью, с дымящимися потрохами
Торговых центров, лежащих, как павшие лошади, у дороги,
Снег в отпечатках змеиных шин, а еще – надышанные берлоги
Комнат с чаепоклонниками, склоненными перед стаканом,
Нижние юбки метели, беззвучно вспененные канканом,
Вспоротая подушка неба, крутящиеся пух и перья,
Низкий гул за окном – разваливающейся империи,
Пар от лопнувших труб, ворчанье кортежа очередного бонзы,
Дикие шкуры дымов. Метаться скорей западло, чем поздно,
Слушая треск перекрытий, обнимешься – и вставать не надо,
Глядя через плечо на огни, раскатившиеся, как зерна граната.

«Если в твоих полях, в стране твоей голубой…»