Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020

Хуже всех придется тому, кто останется тут один —
озирать опустевшее время вокруг себя —
помраченный ядом напрасных своих седин,
угасающей памяти ниточки теребя.

Он бы рад за усопшими следом сбежать, уйти,

но земля зачем-то носит его, хранит.
Ибо неисповедимы Господни пути,
и непостижим оснований Его гранит.

А оставшийся шепчет: «Боже, я так устал!»

«Господи, – он бормочет, – как всё болит!»
Он доел всю овсянку и даже допил фестал,
но Господь его даты всё длит и длит.

Нескончаем урок. Одиночества двести лет.

Он встаёт и, качаясь, бредёт – за шажком шажок.
Он бормочет псалом, посылая друзьям привет.
И они с облаков помавают: держись, дружок!

Собакин триптих

1

Человек тоскует по собаке.
То и есть та самая тоска:
Слышится, как будто паки, паки —
ближний лай из дальнего леска.

Человек глядит на юго-запад,

видит там коричневый закат.
А слезоточивый песий запах
не уходит никогда, никак.

Может быть, пора угомониться,

и наступит в целом благодать.
Ты жива ещё, моя мопсица?
Трудно с расстояньем совладать.

Но помеха ль сотня километров

нам для волевого марш-броска?
Заиграйте на рояле «Petroff»,
чтобы враз покинула тоска!

2

Ты стареешь. Но всё ж не очень.
А собака – стареет быстро.
Увядает от ночи к ночи,
как карьера премьер-министра.

Отвисают у пёски ушки,

как тесёмки у старой шапки,
льнет седая башка к подушке,
не вмещаются лапки в тапки.

Окликаешь зверька из бездны

и моргаешь на мониторе,
но старания безполезны —
даже если полезно горе.

Понапрасну твой голос дышит,

ничего у тебя не выйдет:
даже если собака слышит,
то мерцаний твоих – не видит

в нетех тщетного интернета.

Кроток сфинкс у камней Хеопса.
Нет на свете грустней портрета —
носогубные складки мопса.

3

Человечек – собачья обличка – нас на здешней земле посетил.
Притулился, душа-невеличка, погрустил, подышал, отпустил.

Где ты, Сонька, родная мопсонька, где теперь твои машут крыла?

Что ж так мало, столь кратко-тихонько ты меж нас пожила-побыла?

Говорят, у преддверия Рая ты нас встретишь в положенный срок,

подбежишь, золотая, играя, и с собой поведешь за порог.

А покуда – с тревогой незрячих, в непонятке, нахлынувшей враз,

помним глубь человечьих собачьих понимающих преданных глаз.

И когда мы гребём, заметая по углам ежедневную персть,

к нам слетает, летит золотая, золотая собакина шерсть.

«В неделю первую Поста…»