Play (СИ)

-Но я счастлива! – Закричала Ксюша, и вдруг обняла ее за талию. – Я не знаю, о каком таком счастье толкуют все кругом, и, может быть, у других это счастье какое-то другое, но я каждый день просыпаюсь с ощущением, что впереди еще один день, еще целый большой день, в который я смогу видеть тебя, слышать тебя, чувствовать тебя! Я сижу на работе, и чувствую себя счастливой от того, что скоро я поеду домой – туда, где ждешь меня ты! Если это не счастье – покажи мне, где оно, это чертово счастье? Покажи мне, о чем вы все пытаетесь мне рассказать?

Счастье? Значит, все – правда? Значит, она чувствует все это так же, как и я? До сих пор?

-Ксюшка, но ведь это еще не все… - вырвалось у Аси, и это было действительно так. Даже если для нее это так же. Даже если это правда счастье, невозможно быть счастливым в одном кусочке жизни, полностью отказавшись от другого.

-Что – не все? Что еще должно быть?

-То, что давала тебе эта женщина.

Видит бог, Асе тяжело было произнести это вслух. Это был еще один шаг к разговору, от которого обе они так долго и старательно бежали. Но выбора не было.

-Эта женщина не значит ни-че-го, - отчеканила Ксюша, - она никто, и никакой роли в моей жизни не играет, и играть не будет. Как ты не понимаешь, Аська? Никто из них не играет никакой роли. Никогда.

-Но это же неправильно! Ты хоть сама понимаешь, что это неправильно?

-Я понимаю только одно, - покачала головой Ксюша, - есть ты. И больше никого нет. И никогда не будет. «Этой женщины», как и других, не будет тоже. Никогда. Я совершила ошибку. Я не повторю ее.

Рыдание подступило к горлу и вырвалось наружу. Слезы полились по Асиным щекам, и кто знает, были ли они слезами боли, или облегчения? Но одновременно с этим пришло старое: «Господи, она и это ради меня сделает». Сколько же еще? Сколько еще эта девочка отдаст, ничего не прося взамен?

-Я решила однажды, что для тебя я сделаю все, - сказала вдруг Ксюша, - и сейчас повторю то же самое. Ася. Я все для тебя сделаю.

Верила ли она в это? Да. Хотела ли она этого? Она не знала. Смотрела на Ксюшу, словно прикасаясь взглядом к ее глазам, щекам, губам, и не знала ответа.

-Все, что угодно?

-Все, что угодно.

Ася опустила руки на Ксюшины плечи. Погладила шею. И вдруг, решившись, стянула резинку с волос и принялась массировать затылок. Кончики пальцев ее будто получали от этих прикосновений электрические заряды, проходящие по всему телу. Она смотрела в Ксюшины глаза, она чувствовала ее ладони на своих боках, и она хотела, хотела до безумия.

Да гори оно все огнем! Даже если ты не хочешь, даже если ты снова сделаешь это для меня – пусть так. Пусть будет так, раз иначе невозможно. Но я даже дышать рядом с тобой не могу спокойно, мне нужно это, мне нужны твои губы, хотя бы на секунду представить, что ты любишь меня так же, как люблю тебя я.

Она ладонями притянула голову Ксюши ближе и шепнула в ее раскрытые губы: «Поцелуй меня».

И Ксюша откликнулась. Ее губы – такие твердые, такие теплые, такие желанные. Ее руки – такие сильные и нежные. Ее тело, прижавшееся к Асиному. Все это сплелось в единый клубок ощущений, от которого подкосились ноги и закружилась голова.

Господи, дай мне сил это выдержать!

Удары тока – от языка к языку. Влажные губы, которые так близко, но хочется еще ближе. И больше. И сильнее.

Но Ксюша остановилась вдруг. Отстранилась. Заглянула в глаза.

Вины не было – Ася могла бы поклясться в этом, но было что-то другое, не менее пугающее.

-Если ты извинишься, я тебя убью, - честно предупредила Ася, опуская ладони на Ксюшину шею.

-Если мы немедленно не уйдем отсюда, нас отправят в тюрьму.

Ася засмеялась и посмотрела по сторонам. Черт знает, может быть на нее так действовал этот город? Ей было решительно все равно, отправят их в тюрьму или нет, видел ли их кто-нибудь. Ей вообще было все равно.

Она не помнила потом, как они оказались на набережной. Что-то, кажется, пили. О чем-то, кажется, разговаривали. Запомнилось только ощущение Ксюшиных рук, обнимающих ее сзади, и Ксюшиной груди, прижавшейся к ее спине.

Ася смотрела на светящуюся в ночи Петропавловскую крепость, пересчитывала башни, сбивалась и начинала снова. Она снова ощутила это: словно ей восемнадцать, и море по колено, и вся жизнь впереди.

Сердце болело адской смесью любви и горечи, и невыносимо было ощущать Ксюшу так близко, и не сметь потрогать.

Если задуматься, то, пожалуй, таких чувств она не испытывала никогда. Другие – были. И сильные, и слабее, и острые, и нежные. А вот такого – не было. Может быть из-за вина, а, может, из-за этих мифических «и вновь восемнадцать», она чувствовала себя смелой и сильной. Впервые за много лет.

-Здесь так тихо… - еле слышно шепнула Ася. – Здесь так мучительно тихо…

Ее ладони легли поверх Ксюшиных, и потянули вниз. Она касалась себя Ксюшиными руками, и как будто чувствовала это прикосновение за них двоих сразу.

-Потрогай меня, - шепнула она, - пожалуйста.